Главный противник. Тайная война за СССР

– Главное – интерес, понимание многих проблем. Ты выполняешь обязанности по собственному прикрытию, например, вкалываешь в посольстве-торгпредстве. Плюс делаешь еще гораздо больше для разведки. Я бы не рискнул заявить, что это занятие для публики со средними мозгами и слабой физической подготовкой. У нас было так: если дипломат – трудись в дипломатических рамках, журналист – в журналистских… Встреч за углом, излишней конспирации избегали. Только вот интенсивность труда – страшнейшая. Контактов – больше. Психологическая устойчивость – тверже. Вот что требовалось.

– Ну а почему вы ушли из разведки?

– Сложный вопрос. Трудно объяснить… Не уверен, поймете ли. Ушел я на заре перестройки. Оценка результатов работы тогда стала чересчур формальной. Велась, на мой взгляд, по не совсем верным показателям. Какие-то чисто количественные данные. Проценты, как на производстве, или «голы, очки, секунды», что, по-моему, неправильно. Стало скучно. Пошла бездушная система. Многие работали или вхолостую, или на показуху. Будни в разведке становились все менее интересными – она тогда отставала от новой реальности. Да и захотелось пожить одной жизнью. Две – тяготили и меня, и семью.

– Семья догадывалась?

– Знала. И поддержала в решении. Я мечтал заняться большим делом.

– Навыки, приобретенные во внешней разведке, судя по всему, помогли эти большие дела свершить. Пост вы сейчас занимаете немалый.

– Нормальный. Образование мы получали великолепное. Естественно, помогало. Нам было как бы дозволено быть впереди других. Мы еще тогда читали книги, о которых многие узнали только недавно, а о некоторых и сейчас не слышали. Они значились под грифом «Совершенно секретно». Молоденький лейтенант, если хотел, мог приобрести массу знаний. Одно общение с Филби чего стоило…

– Говорят, из разведки не уходят. Все равно ведь остаются прежние связи. Как и обязательства.

– Тут я должен повторить прописную истину: внешняя разведка – не ФСБ. Отставка, и с тех пор ни единого контакта. Хотя и у нас, и на Западе действительно бытует мнение, будто из разведки не уходят. Это – заблуждение. Я ушел сам.

– Но ведь многие люди из вашего бывшего ведомства, наверное, сегодня на должностях высоких. Может, общение с ними было бы и полезно? Разве вы не чувствуете себя птенцами одного гнезда?

– Боюсь, что нет. Особой, уж какой-то доверительной дружбы, как мне кажется, в той моей профессии быть не могло: конкуренция слишком остра. Каждый, это точно, первым делом работает на страну. Но и на себя тоже. В такой сверхъконкурентной среде друзей не бывает, разве что приятели. Есть симпатии, как и антипатии. Но какого-то братства, на которое вы намекаете с непонятной для меня наивностью, естественно, нет.

– И к вам, человеку, взмывшему высоко, не приходят старые приятели из той жизни: «Помоги, подскажи»?

– Люди у нас гордые. Если отставник оказался без средств к существованию, просить ничего не станет. Будет искать новые возможности самореализации и, думаю, найдет.

– Сейчас в разведке перемены, наверное, значительные?

– Чисто умозрительно могу предположить, что да. Но полагаю, что, как и раньше, во внешней разведке трудится элита.

– Вы давали подписку о неразглашении тайны?

– Ее дают все, когда приходят. А второй раз брать подписку бессмысленно. Самый большой секрет – это кадровый состав.

– Многих ли бывших коллег знаете в лицо?

– Постарался сразу же их забыть. Хотя, конечно, кое-кого знаю. Не уверен, в разведке ли они еще.

– Не жалеете о времени, которое провели в той жизни?

– Жалеть о чем-либо вообще глупо, поскольку бесполезно. И о чем, собственно? Я за этим туда и шел: увидеть тайные пружины, которые движут многим. Попутешествовал вволю. Но я сам делал выбор: пришел и ушел. А что не вышло из меня профессионала уровня Кима Филби… Такие, как он, рождаются нечасто.

Филби шел своим путем

Декабрь 2010-го: в уютном дворике Пресс-бюро Службы внешней разведке (СВР) на Остоженке – большой сбор. Здесь собрались руководители Службы во главе с ее директором Михаилом Фрадковым, теми ветеранами, кому еще довелось поработать с легендарным руководителем разветвленнейшей сети советской разведки в Англии, скромно названной «Кембриджской пятеркой».

Михаил Фрадков и вице-премьер правительства России Сергей Иванов перерезают ленточку. И открывается мемориальная доска – на ней барельеф Кима Филби, его четко выбитые, абсолютно понятные слова. В них – смысл совершенного разведчиком: «Я смотрю на прожитую жизнь, как отданную служению делу, в правоту которого искренне и страстно верю». Ниже даты жизни – 1912–1988. Авторы мемориальной доски И.Новиков и А.Тихонов.

Открытие доски приурочено к 90-летию СВР.