Главный рубильник (сборник)

– Мы вошли в ту гостиницу ночью. Сальвадор включил глушилку сотовой связи. Педро встал на дверях. Антонио и Родриго должны были убивать всех, кто попытается выпрыгнуть из окон. Мы с Сальвадором вошли внутрь. У нас не было ничего, ни примет курьера, ни того, как выглядит этот наркотик. Нас это не пугало. Когда относишься к человеку как к куску мяса, он становится очень разговорчивым. Первым, кто нам попался, был хозяин. Он сидел возле стойки. Наверное, было что-то в лице Сальвадора, отчего хозяин не стал предлагать нам номер. Он попытался закричать, но не успел. Сальвадор очень ловко управлялся с мачете. Он перерубил ему глотку. Только гортань. Этого было достаточно. Хозяин просто захлебнулся в собственной крови. Я остался у трупа, а Сальвадор нырнул в комнатушку за стойкой. Судя по звукам, похожим на те, которые бывают на рынке, когда мясник рубит тушу свиньи на части, хозяйка отправилась вслед за своим мужем. Затем Сальвадор выглянул и прошипел, что в дальней комнате спит хозяйская дочка. Иди, – сказал он мне, – начинай без меня, я порезвлюсь тут немного. И я пошел.

Луис замолк, вновь смерил меня взглядом и судорожно заработал пультом.

– И что же? – спросил я.

– Ничего, – ответил Луис, остановившись на какой-то передаче о невинных зверюшках. – Когда идешь убивать, ты не должен ни о чем думать. И уж о бабах в особенности. Мысли, которые возникают в голове, мешают хорошей работе. Я не думал. Это Сальвадор завалил дело. Если Сальвадор убивал человека, он вдруг начинал думать. Особенно над тем, что отрезать, чтобы жертва дольше оставалась живой. Я делал свою работу просто. На первом этаже я убил восемь человек. У меня был нож и револьвер, но я обходился маленькой кувалдой. Мой брат с ее помощью отбивал покрышки с дисков в придорожном сервисе, пока один гринго не переехал его на автомобиле. На башке этого гринго я и испытал кувалду в первый раз. Мне понравилось. Одно движение, и освобожденная душа улетает в небеса. Работа с кувалдой – это наука. Ударишь слишком слабо, и жертва начинает трепыхаться. Ударишь слишком сильно, и разлетающиеся мозги испачкают твою одежду.

Луис помолчал немного, сжимая пальцы, как бы ощупывая воображаемую рукоять, затем продолжил:

– Дон сказал, что курьер – гринго. Он сказал, что в живых его оставлять не следует. Остальное было на наше усмотрение. Эти восемь человек на первом этаже все были мексиканцы. Поэтому я убивал их, ни о чем не спрашивая. Никто из них не успел не только спросить меня о чем-то, но даже вскрикнуть. Я не трогал их кошельки. Те деньги, которые мог принести нам наркотик, были значительно больше того, что я мог обнаружить у этих мексиканцев. Я бил по их затылкам и думал, что хорошо делаю свою работу. И каждый удар приближал меня к цели. А когда я был на лестнице, в комнате хозяйки раздался выстрел. Я остановился и сказал про себя в адрес Сальвадора все испанские ругательства, которые знал.

Луис замолчал, как бы успокаивая вновь заклокотавшую в нем ярость, с гримасой пошарил ладонью у себя в штанах, и стал рассказывать дальше.

– На втором этаже я убивал уже из пистолета. Они выбегали из номеров и попадали под пули. Я убил еще десять человек. Это были еще четверо мексиканцев, которые очень смешно смотрелись в белых подштанниках. Потом еще две женщины выбежали в коридор. Мне показалось, что я слышал, как пули входили в их тела. Вряд ли, потому что выстрелы были громче. Но это, наверное, было как удар кулаком по тесту. Я бы с удовольствием послушал этот звук. Самое приятное, что никто из них не кричал. Мне показалось, что у них просто не оказалось голоса. Это так хорошо, когда твое присутствие лишает людей голоса.

Луис зажмурился на мгновение, собрал ладонью сопли, висящие на губе, и наклеил их на воротник куртки.

– Затем я убил трех гринго. Это была семья. Мужчина, женщина, оба лет по тридцать, и маленькая девочка. Женщина прикрыла собой ребенка, а этот урод пытался спрятаться под кроватью. Я отбросил ее в сторону и воткнул нож ему в загривок. Я прибил ему руки, которыми он загораживал голову, к его поганой шее. И пока он хрюкал, исходя на полу кровью, я убил женщину. Она не двинулась с места, когда я поднимал прядь волос с ее лба и размахивался кувалдой. Она смотрела мне в глаза. Хотел бы я, чтобы у меня была такая женщина с такими глазами. Ее дочь потеряла сознание от страха. Я просто раздавил ее каблуком. Это было легко.

– Ты дерьмо, Луис, – сказал я ему. – Ты самое поганое дерьмо, которое только могло бы быть. Ты гниль и мерзость. Будь проклята женщина, которая произвела тебя на этот свет.