Более поздние историки, в том числе Жан Тюлар, считали этот заговор грандиозным, но плохо организованным. Были еще и экономические причины провала всей интриги. Низкая цена на хлеб и отсутствие безработицы сняли главный побудительный мотив общего недовольства. К тому же главари заговора XII года оказались в роли союзников враждебной Франции страны — Англии. Наконец, двусмысленная роль Моро не понравилась армии. Однако провал заговора не положил конец проискам роялистов (за этим заговором последуют многие другие), но нанес им весьма ощутимый удар. Отныне антинаполеоновское движение будет ограничено рамками тайных обществ, военных масонских лож, спиритуалистическими и благотворительными кружками. В обстановке экономической депрессии 1812 года совместные действия этих организаций подготовят заговор генерала Мале. А пока падение Моро, смерть Пишегрю и казнь Кадудаля с его шуанами объективно сыграли на руку Бонапарту. Революционеры видели в укреплении консульской власти, связавшей себя после расстрела герцога Энгиенского с «ужасами революции», единственный надежный заслон на пути реставрации монархии. К сожалению, они еще не понимали, что в ходе самого процесса участников заговора XII года монархия уже была восстановлена, но на новом, более качественном уровне, и называлась она Империей. Ничего не поделаешь. Эволюция развивается по спирали.
Российский историк Н.А.Троицкий писал по этому поводу: «Жан-Виктор Моро, герой Гогенлиндена, хотя и терпел поражения от Суворова и эрцгерцога Карла, одержал столько побед, что считался во Франции одним из самых выдающихся полководцев и в отличие от Пишегрю безупречным республиканцем. Суд, как показалось Бонапарту, спасовал перед репутацией Моро и определил ему за косвенное участие в заговоре Кадудаля всего два года тюрьмы. Наполеон заменил этот приговор изгнанием Моро из Франции, что и вызвало в стране волну сочувствия к популярному генералу и антипатии к новоявленному императору. Наполеон считал эту волну вздорной, а свое решение правильным. Узнав, что Моро эмигрировал в США, император изрек фразу, оказавшуюся пророческой: “Теперь он пойдет по дороге вправо и кончит тем, что придет к нашим врагам”».
Глава VII.
ИЗГНАНИЕ В АМЕРИКУ
На следующий день Моро объявили, что в ночь на 25 июня 1804 года он должен покинуть страну.
— Отчего такая спешка? — подумал он и быстро набросал жене несколько строк:
«Любимая моя,
Сегодня в ночь я уезжаю. Мне объявили, что скоро ты сможешь присоединиться ко мне… Раз мы уезжаем в страну охотников, то захвати с собой мои ружья… Сделай несколько связок книг. Выбери их на свой вкус, которые могут быть мне интересны.
Генеральная доверенность подписана. Ее можно забрать у нотариуса Эрбелена. В 11 часов мне сказали, что придут за мной в полночь. Мне все равно, для чего принимаются эти меры предосторожности и зачем нужна такая спешка… Я поеду через Байону…Там ты найдешь мои письма для тебя и узнаешь, где я буду находиться…
Прощай, моя милая подруга, шлю тебе миллион воздушных поцелуев и с нетерпением жду, когда смогу поцеловать тебя сам…»
Ровно в полночь, получив постановление об освобождении из-под стражи, Моро вышел за ворота Тампля и сел в экипаж рядом с команданом Анри. Карета тронулась, и вскоре площади и улицы Парижа исчезли из окна экипажа, уступив место черноте ночи. Моро тогда еще не знал, что ему не суждено вновь увидеть этот прекрасный город.
День и ночь карета мчалась по направлению к испанской границе, останавливаясь только в придорожных харчевнях, для того чтобы перекусить или для смены лошадей и кучера. Вдоль дороги за окном простирались красивые холмы, усеянные виноградниками, равнины с мирно текущими реками, великолепные леса, ухоженные поля, плодородные луга с пасущимися на них коровами; то там, то здесь попадались типичные французские фермы — эти бастионы Средневековья, где кипела работа по заготовке сена. Франция жила своей обычной мирной жизнью, несколько лет которой, кстати, подарил ей наш герой, сидевший теперь в карете, которая уносила его в ссылку. «Любуйся этими великолепными пейзажами! Смотри во все глаза, — говорил ему Анри, — ты их больше никогда не увидишь, Моро».