Главный свидетель

ЧОП «Станица», которое на протяжении нескольких лет возглавлял Григорий, было не просто охранным предприятием, как явствовало из аббревиатуры, а настоящей «крышей» для многопрофильного концерна «Феникс», созданного трудами и стараниями исключительно Ильи Андреевича. Ну а после ухода Гриши кого он мог бы туда назначить? Кому верить как самому себе? Да не было такого человека. Вот разве что Андрей – племянник. Но с ним ничего не получилось. Поначалу казалось, что все складывается более-менее удачно, Андрей все взял на себя, Носов искренне верил, что выполнит свои обещания, которые все откладывались за другими, более срочными делами. И вот однажды наступил момент, когда он понял: из возможного помощника Андрей превратился, его же собственными усилиями, во врага. В главного свидетеля, который в конечном счете сможет выдвинуть против родного дяди убийственные обвинения. И он это сделает обязательно!

А когда понял, возникла защитная реакция. Надо было сохранять созданное, даже ценой смерти племянника. Но и тут случилось непредвиденное: словно сама судьба посмеялась над Ильей Андреевичем – что бы он ни предпринял, всюду провалы.

От них, понятно, уже не уйдешь, но и время не бесконечно. Однажды все кончается, даже время…

Так вот, буквально из ниоткуда возникла теперь проблема со «Станицей». Он что, вездесущий, этот проклятый Турецкий?!

Явился в сопровождении доброго десятка крепышей с Петровки, наложил арест на деятельность охранного предприятия, забрал у исполняющего обязанности руководителя подписку о невыезде, мотивируя свои действия показаниями, полученными от задержанных сотрудников – «станичников», находящихся под следствием. А те, по его словам, уже сознались в том, что выполняли исключительно поручения собственного руководства. Это когда они хранили незарегистрированное оружие, когда готовили убийства и так далее. Чтоб Захар и Паша сознались?! Чтоб эти отморозки посмели заложить того, кто их кормит и поит?! Да ни в жисть такого не может случиться, все врет «важняк». Однако и против силы не попрешь. Закрыли «Станицу» и опечатали парадное. Нету больше офиса на Селезневке. Как нет тайной квартиры на Тихвинской, нет ее уже и на Новослободской, где наверняка без всякой санкции судьи побывали менты. Но хоть там было у Гришки чисто…

Что же осталось? Квартира в Весковском? А надолго ли?

И на Житной лишь плечами пожимают: мол, это не мы, это Генеральная прокуратура. Ага, ты им – валюту в конверте, а они тебе – фигу. В чистом виде. И безо всякого конверта…

Все в какой-то провал уходит…

Илья Андреевич, сам того не желая, бесконечно размышлял: что конкретно ему захочет предъявить этот Турецкий? Ведь подбирается!

И всякий раз останавливался, словно перед непроходимой, непробиваемой стеной, перед вопросом: а в действительности – был ли просто убит Ворон? Или он успел перед смертью что-то спеть? Воронцов был единственным связующим звеном между бабушкинской братвой и ее незримым, так сказать, паханом, Барином – Ильей Носовым. Это было очень ловко придумано им в свое время – тогда, когда только начинал свое триумфальное восхождение бессмертный, как казалось, «Феникс».

«Станица» крышевала бабушкинских, те делали свое дело, обеспечивая порядок среди партнеров «Феникса». И все шло своим чередом. И чтобы теперь раскопать прежние, давно забытые дела, еще при советской власти списанные в архив, это ж надо добраться до ребяток. А покойники, известно, молчат. Но всех в покойники не списать. Никак не принимала такой постановки вопроса душа Ильи Андреевича…

Звонить «родственницам» Носов больше не решался. Приказал просто проверить – что там и как. Доложили, что этих сучек плотно опекают менты. Лучше не соваться.

А старый козел, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор, по телевизору вон выступает, перспективы рисует, мать его… Что все твои «перспективы» без моей, Ильи Носова, хватки и знания дела?! Ничто! Тьфу, пустое место…

Ложась в холодную и ставшую какой-то очень неуютной постель, он в первый раз отчетливо решил для себя, что прямо с завтрашнего утра надо будет смотаться в английское посольство. Пора перестать нервничать и начать думать о будущем.

Гордеев трудился над составлением ходатайства старшему следователю Управления по расследованию особо важных дел господину государственному советнику юстиции третьего класса Александру Борисовичу Турецкому.

И это не было тем, чего хотелось больше всего. Ну к примеру: «Сан Борисыч, добрая душа, давай, что ли, кончать с этой несправедливостью, а? Пора ведь уже выпустить Андрюху Репина из тюряги! Есть же у нас совесть! Сколько можно томить парня?»

Это, так сказать, внутренний монолог. А всерьез – следовало составить процессуальный документ, в котором достаточно подробно и мотивированно изложить доказательства невиновности подзащитного Андрея Петровича Репина, который за свой обман – ну в том смысле, что поддался уговорам и принял на себя вину другого человека, чем, естественно, нарушил закон, – уже достаточно наказан.