— Я уже привыкла к этим комплиментам, — спокойно сказала Надежда Константиновна. — Если всякий раз готовить одно и то же блюдо, невольно станешь специалистом…
Недолгий ужин прошел за веселыми шутками, и к концу этой немудреной трапезы Михаил чувствовал себя своим человеком в этом доме…
В этот вечер Владимир Ильич подробно расспрашивал о бакинских делах, особенно о настроениях пролетариата на нефтяных промыслах. Михаил Иванович рассказывал и о знаменитой бакинской нефти, и о невиданных прибылях нефтепромышленников, об ужасающих условиях труда и жизни рабочих.
Ленин слушал не перебивая, лишь изредка переглядываясь с Ольминским, взглядом подтверждая какие-то давние, уже известные Галерке мысли.
Но особенно оживился Владимир Ильич, когда речь зашла о позиции меньшевиков, о братьях Шендриковых, их неприглядной роли в бакинских делах, и прежде всего в декабрьской всеобщей стачке.
— Вот-вот. Об этом непременно расскажите в своей лекции. Пусть наши златоязыкие меньшевики порадуются плодам своих раскольнических деяний. Пусть увидят, как их последователи в Баку вредят делу рабочего класса. Готовьтесь, товарищ Южин, вероятно, в майские праздники и выступите с докладом или рефератом — как вам будет угодно. И о резне расскажете.
Владимир Ильич встал, прошелся по комнате и остановился, глядя в окно.
— Это ужасно, это ни с чем не сравнимо. Один пролетарий убивает другого только за то, что он другой национальности. Искать выход из своего рабства в убийстве такого же несчастного, как и ты, — что может быть более жестоким и нелепым!
Он стоял бледный и строгий, совсем не похожий на того Ленина, которого Михаил наблюдал при знакомстве. Надежда Константиновна задумчиво сказала:
— Все это действительно жутко и страшно и у каждого честного человека должно вызывать гнев и возмущение.
Михаил Иванович не представлял себе, что первый его доклад в канун первомайских праздников перед русской социал-демократической эмиграцией вызовет такой интерес — послушать его пришли и большевики, и меньшевики. Тут были и Мартов, и Максимов, и Юсов, — словом, маленькой группе большевиков трудно было бы тягаться с ними, если б завязался какой-либо спор.
— Вы все-таки вверните пару слов насчет предательства меньшевиков, — шепнул ему на ухо Галерка. — Вот писку-то будет.
— Потоньше, Михаил Иванович, — посоветовала Надежда Константиновна, — пусть эти интеллектуалы взовьются в поднебесье…
Владимир Ильич представил оратора:
— Сегодня с рефератом о бакинских событиях и мусульмано-армянской резне в феврале нынешнего года выступит член Бакинского комитета РСДРП товарищ Южин…
Легкий шумок прошел среди присутствующих: «Южин? Кто такой Южин?..»
— Уточняю: Михаил Иванович Васильев-Южин, один из наших активных боевиков на юге России. Впечатления его непосредственны и свежи. Он сам был основным оратором на митингах в Баку. Я думаю, и нам всем полезно будет послушать о том, что происходит сейчас в одном из крупнейших пролетарских центров России.
Васильев заметно волновался. Ему не впервой было выступать перед самой различной аудиторией. Он слыл горячим пропагандистом, хорошим оратором. Но никогда еще перед ним не было таких слушателей, как сейчас: в зале были Ленин, Луначарский, Ольмипский, Боровский. Напротив него сидел Юлий Мартов, этот признанный лидер меньшинства. Было от чего волноваться.
— Уважаемые товарищи по борьбе! Владимир Ильич представил меня как одного из участников событий, происшедших недавно в Баку. Уточню: одного из рядовых участников… Я приехал в Баку из Мелитополя почти два года тому назад — в сентябре 1903-го. Но активно и по-настоящему деятельно Бакинский комитет начал работать лишь в следующем, 1904 году, когда к нам прибыли такие преданные революции товарищи, как Александр Митрофапович Стопани, Алеша Джапаридзе, Цецилия Зеликсон-Бобровская, товарищ Ефрем.
— А братья Шендриковы? — воскликнул кто-то из меньшевиков.
— Что касается братьев Шендриковых, то по ходу моего скромного выступления я постараюсь осветить их роль в бакинских событиях.
Владимир Ильич перекинулся удовлетворенным взглядом с Надеждой Константиновной — знай, мол, наших. «А у него приятный стиль», — шепнул Ильичу Луначарский.
Васильев-Южин продолжал… Он рассказал об ужасных условиях жизни бакинского пролетариата, о том, как нефтепромышленники, высасывая нефть из скважин, так же хищнически сосут кровь из рабочего люда.
— Я побывал на балаханских и биби-эйбатских промыслах, я видел знаменитые Сабунчи и смею вас заверить: ничего ужаснее, ничего несправедливее в мире не сыщешь… Миллионные прибыли Ротшильдов добыты кровью и потом бакинского пролетариата.
Южин уже успокоился, он говорил легко и уверенно, словно и не было того волнения, с которым он начинал доклад. Теперь для него было главным не упустить что-либо важное, нарисовать не только картину положения народа, но и его борьбы.