Начали обход с первой палаты. В ней было два человека, остальные трое на прогулке. Алина Павловна коротко рассказала о первом больном. Ему сорок четыре года, хронический бронхит. Направлен в отделение с обострением заболевания.
— Сколько дней вы в больнице? — спросил Ребеко.
— Дней? — с ноткой озорства переспросил больной. — Считайте, без малого три. Только тут счет не на дни.
— Три недели, что ли?
— Три месяца.
У Ребеко округлились глаза. Сделав над собою усилие, он спросил в обычном тоне:
— Помогает лечение?
— Да не очень.
Яков Матвеевич опытным глазом заметил в тумбочке две пачки сигарет.
— Ваши?
— Мои.
— Сколько же штук выкуриваете за день?
— Когда как.
— Пачки хватает?
— Не всегда.
Алина Павловна стала пунцовой. Покраснел и Корзун. Кому не понятно, какие из одного этого примера можно сделать выводы. Шутка ли, человек находится в больнице три месяца. И пусть бы уж лечился, а то загоняет болезнь табачищем вглубь, и никто из врачей не обращает на это внимания. Да если в отделении наберется еще с десяток таких больных, тут в пору сгореть от стыда. Ясно же, что врачу с ними никаких хлопот, и он будет задерживать их выписку на недели, а то и месяцы.
Второй больной оказался в таком благодушном настроении, что Ребеко заподозрил неладное. Проверил тумбочку. Там стояли две бутылки кефира, за ними — недопитая бутылка водки.
— Только по столовой ложке, для аппетита, — торопливо объяснил больной.
— По совету врачей? — спросил Ребеко.
Больной развел руками: нет, мол, не совсем так.
Ребеко сунул в карман записную книжку, в которой делал беглые пометки, и направился к выходу. В последний момент он заметил, как Корзун грозил кулаком смущенным обитателям палаты. Усмехнулся:
— Обход продолжать не будем. Подумайте о том, что мы здесь видели. Оба подумайте.
5
Наталья хорошо знала многих односельчан. Знала (правда, больше по разговорам) и Царей, живших на самой околице Поречья. О Петре Лукановиче соседи отзывались в том смысле, что этот царь без царя в голове. Безалаберный, как и его жена Марфа, он к тому же был и беспробудным пьяницей. Лет пять назад — какие уж там были у него планы? — продал дом и купил халупку-развалюху. Вырученные деньги давно пропил и теперь живет в этой развалюхе с женой, тоже большой охотницей выпить, и двенадцатилетним сыном Федей. Когда-то Царь работал совхозным механизатором, но потом спился и был переведен на разные, как говорится, работы. Марфа как была уборщицей в конторе совхоза, так и осталась. Федя, произведенный на свет по пьяному делу, никак второй класс не одолеет.
Двор Царей был в полном запустении. Сухие стебли лебеды поднимались выше подоконников. Вместо крыльца — два полусгнивших бревна. И в самом доме не лучше. Зимой для экономии тепла большой комнатой не пользовались, в нее никто не заходил. Вся жизнь протекала в комнатушке, которая была и прихожей, и кухней, и спальней одновременно. Справа от входа стояла обшарпанная крестьянская печь с лежанкой, а слева, у окна, ближе к внутренней двери, которая вела в нежилую комнату — стол, накрытый грязной, местами прохудившейся скатертью. Одну его половину занимала грязная посуда, другую початая буханка хлеба и пустая бутылка, заткнутая обглоданным кукурузным початком.
Дома были все трое. Петр Луканович полусидел на лежанке и постанывал. Волосы на нем были взъерошены, лицо одутловатое, дряблое. Под глазами мешки. Лицо давно не брито. Царю не было и сорока, но по внешнему виду давно за пятьдесят.
— Что случилось, Петр Луканович? — спросила Наталья, заглядывая в амбулаторную карту.
— Вены проклятые житья не дают. Как чуть больше похожу, так и воспаляются.
Судя по записям в амбулаторной карте, Царю несколько раз проводилось стационарное лечение, но болезнь прогрессировала. Почти все врачебные назначения заканчивались советом: не пить. Но, скорее всего, эти советы не выполнялись.
Наталья осмотрела ноги Царя. На обеих голенях по ходу вздувавшихся вен кожа была красной, горячей на ощупь. От прикосновения к плотным бугорчатым венам Петр Луканович так сжимал челюсти, что на щеках появлялись желваки.
— Вам говорили врачи, что нельзя пить?
— Говорили. Да что они понимают? Боль такая, что только этим и спасаюсь.
— Чем этим?
— Ну… этим самым, — кивнул Царь на бутылку.
— Сами гоните?
— Самому не из чего. У чулочницы Ядьки покупаю.