Главный врач

— Надо больше людям доверять. Ведь у нас бдительность принимает иногда какие-то уродливые формы. Вот Балашов рассказывал. В общежитии педагогического института вахтер не только паспорта проверял у всех, кто в гости к студентам приходил, а и портфели обыскивал — не унесли бы чего. Ну, всыпали директору, коменданта выгнали. Но как они додумались до такого? Неужели, непонятно, что нельзя так, особенно с молодежью?..

Он замолк. Марина тоже молчала.

— Оставить бы тебе это администрирование, — сказала она. — С твоим характером лучше бросить.

— Мне уже об этом говорили. Профессор Хорин говорил. Иван Севастьянович… А я не могу. — Он посмотрел на Марину и рассмеялся. — Вот ты говоришь, что я покладистый. Ну какой же я покладистый?

5

Бритван вышел из парикмахерской свежий и радостный, как будто и не было многочасовой тряски в машине по ухабистой дороге. На лице после паровой ванны и массажа — юношеская свежесть. Он провел по щекам и подбородку ладонью и остался доволен.

«Молодец, хорошо работает, — подумал о парикмахере, — ну, да и я его не обидел».

Подошел трамвай. Бритван, не дожидаясь остановки, легко вскочил на подножку.

До обкома было шесть остановок. Бритван глянул на часы и подумал, что успеет ровно к девяти. Олесь Петрович всегда приходит вовремя. У него — железный закон: никуда никогда не опаздывать. «А что, это хорошо — аккуратность. Я тоже терпеть не могу опозданий. Интересно, зачем я понадобился ему?..»

Он почувствовал чей-то пристальный взгляд на себе и оглянулся. На него смотрел человек в белом парусиновом пиджаке. Правая рука — в черной кожаной перчатке. Бритван узнал его. Это был тот самый, который в сорок четвертом привез рентгеновский аппарат «Матери». Человек встретился с Бритваном глазами и отвернулся. Леонид Карпович тоже отвернулся.

«Он ведь тогда не сам приезжал, — подумал Бритван, — а с немцем каким-то. Впрочем, какое мне дело до того, с кем он тогда приезжал? Ему невыгодно, чтобы я его узнал. Мне тоже невыгодно. Вот и считай, что я тебя не видел. А что у него с рукой? Протез? Тогда у него протеза не было — только глубокий рубец у основания большого пальца. Ну, да черт с ним!..»

Мильченко начал сразу:

— Есть такое мнение, Леонид Карпович: тебя главным врачом областной больницы назначить. Не возражаешь?

Бритван даже растерялся немного.

— Но ведь там Корепанов.

— Да, пока, — спокойно сказал Мильченко. — Сейчас там идет проверка. Потом будет бюро обкома. И есть мнение, чтобы Корепанова от руководства больницей отстранить. Предлагается твоя кандидатура.

— Мою кандидатуру уже выдвигали однажды.

— Это было почти два года назад, — сказал Мильченко, — с тех пор многое изменилось. И разговор сейчас я с тобой веду. Понимаешь, я?.. И мое мнение — соглашайся.

— А как же с хирургией будет? — спросил Бритван.

— Вместе с Корепановым поработаешь. Он, в общем, парень-то неплохой. Не поссоритесь. А позже мы его в другую больницу переведем. Вот и будешь ты тогда полным хозяином. Договорились?

Бритван молчал. За последнее время ему стало неспокойно, особенно с тех пор, как в Мирополье приехал новый секретарь райкома. С прежним было легко договориться обо всем, а этот…

— Если по-честному, — надоело мне в Мирополье.

— Значит, договорились, — резюмировал Мильченко. — Вот и хорошо. И пока никому о нашем разговоре. И привет Асе Викторовне. И — до свидания: работы у меня сейчас невпроворот. Готовлю вопрос на бюро.

Мильченко умел готовить материал на бюро. Даже Гордиенко знал: если вопрос готовит Олесь Петрович, недоделок не будет.

Мильченко уважал бюро обкома. В состав его входили самые видные, самые влиятельные люди, а Гордиенко Олесь Петрович не только уважал, но и побаивался.

Гордиенко терпеть не мог длинных выступлений. «Мне чтоб все продумано было, коротко и ясно!» — говорил он.

Однажды на бюро слушался вопрос о работе научно-исследовательского института хлопководства. Докладывал Розгин. Все знали, что Розгин к этому бюро готовился больше месяца, почти не вылезал из института, перелистал гору литературы. Докладывал он живо, интересно. Члены бюро слушали внимательно. Гордиенко тоже слушал внимательно. Но потом вдруг остановил докладчика на полуслове, повернулся к директору института.

— Скажите, пожалуйста, где вы защищали докторскую диссертацию? — спросил он.

Директор поднялся. Гладко выбритые щеки его пошли розовыми пятнами.

— Где я защищал диссертацию? — переспросил он, удивленный неожиданным вопросом. — В Академии наук.

— Сколько времени длился ваш доклад?

— Семнадцать минут.

— Спасибо, — сказал Гордиенко и обратился к докладчику. — Вы слышали? Защита диссертации — семнадцать минут. А вы тут уже полчаса докладываете и до сути еще не добрались. Садитесь.

Розгин растерянно собрал бумаги и сел на свое место.

— Не понимаю, зачем он у вас там? — бросил Гордиенко в сторону Шульгина и, обращаясь уже ко всем, сказал: — Есть предложение вопрос решить в рабочем порядке…

На следующий день Шульгин вызвал Розгина к себе, а еще через два дня Розгин уехал в хлопководческий совхоз, куда его рекомендовали секретарем парторганизации.