Главный врач

— Был один случай. И тот казусный. Перелом позвоночника с повреждением спинного мозга. Я надеялся, только сдавливание костными отломками. Но оказалось — полный перерыв… Сблизил я концы, укрепил швами и, понимаете, живет. Седьмой месяц пошел. Мало того, ногами шевелить начал!.. Полный перерыв спинного мозга — и вдруг такое. Если б своими глазами не видел, ни за что не поверил бы.

— Да, вы правы. Если больной после такого тяжкого ранения остается жив и даже, как вы сказали, пытается шевелить ногами, перестаешь верить самому себе. А между тем аналогичный случай был описан врачами Стюартом и Хартом еще в начале нашего века. Знаменитая история с официанткой Кларой Николас. Ее доставили в… Постойте, куда же это ее доставили?

— В пенсильванскую больницу, — подсказал Иван Севастьянович.

— Да, в пенсильванскую больницу… Огнестрельное ранение позвоночника. Из револьвера. Во время операции у нее тоже был обнаружен полный перерыв спинного мозга. Хирурги сблизили концы с помощью швов, и, представьте себе, через несколько месяцев эта женщина уже шевелила ногами. А потом даже могла стоять, придерживаясь за спинку стула… И знаете, сколько она еще прожила после ранения? Двадцать четыре года! — Он посмотрел на Корепанова и сказал: — Обязательно опишите этот случай. Понаблюдайте еще и опишите… А теперь пойдемте посмотрим вашу больную.

Палату, где лежала Бородина и еще три женщины, профессор Хорин распорядился поручить Алексею.

— Пусть ведет самостоятельно, — обратился он к Ивану Севастьяновичу. — А вы только следите. И почаще напоминайте, что когда имеешь дело с легкими, важны не столько операция, сколько подготовка к ней и послеоперационный уход…

«А вот Леонова я взял на стол без достаточной подготовки, — подумал Корепанов. — Может быть, если б я лучше подготовил его… Нет, у него болезнь зашла слишком далеко. Но все равно, если б я тщательно подготовил его…»

Во время операций Иван Севастьянович приглашал его ассистировать. Дважды Алексей ассистировал профессору Хорину.

Сергей Марьянович сказал, что Бородину будет оперировать сам. Ассистентом был назначен Корепанов. И Алексей готовился к этой операции с особой тщательностью: штудировал атласы оперативной хирургии, чертил схемы, продумывал возможные осложнения и те меры, которые надо принять в таких случаях.

А когда все было готово и больная находилась уже под наркозом, Хорин вдруг предложил Алексею:

— Давайте-ка поменяемся местами. Как вы ассистируете, я уже видел. Теперь хочу посмотреть, как оперировать станете.

Алексей с благодарностью посмотрел на него. Они поменялись местами. Сестра подала скальпель. Алексей задержался на короткое мгновение, чтобы подавить в себе чувство тревоги.

— Начинайте! — сказал Хорин.

Алексей еще раз посмотрел на него и сделал разрез.

«Началась операция. Мне ассистирует профессор Хорин, — думал Корепанов. — Если б Аня была здесь, видела… Но почему не хватает воздуха и руки — будто чужие? Это потому, что я волнуюсь. А я не должен волноваться. Я ведь знаю, что делать и как делать. Я хорошо подготовился».

— Спокойно, — сказал профессор.

«Я должен овладеть собой, — думал Корепанов. — И я могу это сделать. Могу! Могу!!! Я у себя в операционной. Здесь нет профессора Хорина. Нет ассистентов, сосредоточенно следящих за каждым моим движением. А на столе молодая женщина, мать троих детей. И в моих руках ее жизнь».

И Алексей почувствовал, что напряжение первых минут проходит, что рукам становится легко и свободно: к ним возвращается прежняя ловкость и уверенность.

— Хорошо все идет! Хорошо!

Но теперь Алексей уже сам чувствовал, что все идет хорошо. Потому что исчезла тревога. Потому что пришла уверенность, фанатическая уверенность в то, что все закончится благополучно, что женщина, которую он привез сюда, за тысячу километров, обреченная Шубовым на смерть, останется, обязательно останется жить и выздоровеет.

Перед отъездом из Москвы Алексей зашел к Ивану Севастьяновичу проститься. Он ходил по комнате, говорил, делился планами на будущее. А Иван Севастьянович смотрел на него и думал о своем. Позвонил он этой Брегман или не звонил? За все время Алексей ни разу не вспомнил ни о ней, ни о ее подруге.

«Как же быть? — думал Иван Севастьянович. — Ведь он убежден, что Аня погибла. Должен он знать, что ее видели в лагере военнопленных, или не должен? И ее и ребенка…»

В столе у него лежала толстая пачка писем. Большинство конвертов было с иностранными марками, а обратные адреса — на немецком, французском или английском языках. Друзья сделали все, чтобы разыскать Аню, но она как в воду канула.

Иван Севастьянович открыл стол, взял перевязанную шнурком пачку, нерешительно помял ее в руках.

«Конечно, скорей всего она погибла. В такой суматохе, с ребенком… А вдруг она жива и объявится. Сколько таких случаев теперь! О них рассказывают в трамваях, очередях, купе вагонов. О них говорят по радио, пишут в газетах. Так должен я ему сказать все о ней или не должен?»

— Кстати, — спросил он, — ты позвонил тогда Лиле Брегман? Или не звонил?

Алексей сразу оживился. Глаза его радостно блеснули.