Главным калибром – огонь!

Не желая болтаться по темноте в дрейфе в опасной близости от минных полей, Макаров приказал изменить курс, рассчитав его так, чтобы на рассвете оказаться в пяти милях южнее Ляотешаня. Флагманский штурман эскадры не подвёл – восход солнца застал русские корабли в проливе Ляотешань, в пяти с четвертью милях от берега. Пару часов спустя броненосцы поползли в сторону внешнего рейда, идя на пяти узлах за тралами шести грунтоотвозных шаланд и двух пароходов – «Инкоу» и «Новика».

Крейсера следовали в арьергарде, и Степан Осипович уже было понадеялся, что все неприятности остались позади. Неожиданно движение застопорилось, а затем отряду Макарова пришлось лечь в дрейф. Через несколько минут выяснилась причина задержки: с «Ретвизана» просигналили, что колонну задерживает «Пересвет», которого развернуло поперёк прохода. В течение ночи из-за полученных в бою повреждений продолжалось постепенное затопление внутренних помещений, броненосец каперанга Бойсмана осел носом, погрузившись до иллюминаторов нижнего ряда, и не мог самостоятельно войти на внутренний рейд.

Решение следовало принимать немедленно, поэтому командующий русским флотом отдал приказ лейтенанту Балку поставить «Пересвета» на отмель у берега Тигрового полуострова. Спустя полтора часа крейсера наконец-то дали ход и медленно поползли дальше. Никто не подозревал, что коварное течение сыграло с русскими моряками дурную шутку – корабли шли по кромке протраленной полосы, ширина которой оставляла желать лучшего.

При повороте с фарватера на входной створ, ведущий во внутреннюю гавань, «Баян» наскочил на мину. Корпус крейсера неожиданно содрогнулся от киля до клотика, а у матросов и офицеров возникло ощущение, что их корабль водоизмещением почти в восемь тысяч тонн подбросило вверх, словно лёгкую плашку.

Сразу же после взрыва на мостик поступили доклады о затоплении носовой кочегарки, двух угольных ям и коридора рядом с первым котельным отделением. Поступление воды удалось локализовать спустя несколько минут, благодаря грамотным действиям команды и прочным переборкам. «Баян» продолжил движение и вошёл во внутреннюю гавань с креном в пять градусов на правый борт и дифферентом на нос в два градуса. Через два с половиной часа после подрыва повреждённый крейсер пришвартовался к стенке в Восточном бассейне, сев носом на грунт.

Глава 24

В десятом часу утра 3 июня с прибывшего в Дальний поезда сошли около полутора десятков офицеров жандармского корпуса, сопровождавшие нескольких высокопоставленных пассажиров. Спустя четверть часа, убедившись в безопасности маршрута до нужного причала, ротмистр Проскурин дал «добро» на выход из вагонов наместника и сопровождавших его лиц – контр-адмирала Моласа и двух морских офицеров.

Столь повышенные меры безопасности были предприняты Проскуриным после того, как с помощью завербованных китайцев жандармское управление вскрыло в Дальнем шпионскую сеть, работавшую на японскую разведку. Шпионов – парочку неприметных с виду наёмных китайских рабочих – взяли с поличным три дня назад, как раз в момент передачи ими схемы стоянки русских канонерок и истребителей в порту Дальнего появившемуся в городе связному.

Связной, как удалось установить в ходе расследования, прибыл на Квантунский полуостров неделю назад из Чифу, приплыв на китайской джонке. Маскируясь под торговца, агент добрался до Дальнего, где его терпеливо поджидали подчинённые Великанова. Без перестрелки, к сожалению, не обошлось, связной получил пулевое ранение в плечо, потерял много крови и едва не ушёл в мир иной ещё до первого допроса.

Проскурину пришлось в очередной раз обратиться за помощью к знахарю-китайцу, который на сей раз прислал в помощь жандармам своего ученика. Благодаря живодёрским талантам последнего пойманный шпион поведал сыщикам много чего интересного, в числе прочего сообщив, что японская агентура готовит покушение на жизнь генерал-адъютанта. Подробностей связной не знал, однако ротмистр моментально отреагировал на полученную информацию, в два раза увеличив личную охрану Алексеева.

– Ваше высокопревосходительство, Евгений Иванович, может, всё-таки останетесь на берегу? – в голосе Моласа сквозила полная безнадёга, но контр-адмирал всё-таки решил задать вопрос в очередной раз. – Степан Осипович очень разгневается, когда узнает, что вы вышли в море, а я не сумел вас отговорить. Не дай бог, если что-то пойдёт не так, что я скажу Георгию Карловичу и остальным нашим генералам?

– Не волнуйтесь вы так, Михаил Павлович, со Степаном Осиповичем я как-нибудь договорюсь, – глубоко вдохнув свежий морской воздух, довольным донельзя тоном произнёс наместник. – Гарантирую, Степан Осипович не станет на вас гневаться… Если же у нас что-то пойдёт не так, то я ничем не смогу помочь Штакельбергу, даже если очень захочу… Слухи о моём пророческом даре, дорогой мой Михаил Павлович, сильно преувеличены.

– Помилуйте, ваше высокопревосходительство, какие слухи? – совершенно искренне удивился Молас. – Никто ничего такого не говорит.