Главред: назад в СССР 2 (СИ)

Чего он пытался добиться, останавливая грузовики с транспарантами в маленьком советском городке, мне непонятно. Показать свое неприятие в адрес официальной власти? Ну, показал. И что дальше? С другой стороны, именно сейчас Котенок нарабатывал свои будущие политические очки. Те, что ему пригодятся в лихие девяностые, когда он будет баллотироваться в Законодательное собрание. Пролетит, правда, как фанера над Парижем, но ему и участия окажется достаточно. И мне еще потом с ним бороться как с конкурентом-газетчиком.

На площади возвышались заранее заготовленные трибуны с портретами Ленина, Горбачева и Маркса. Энгельса в этот раз не учли. Народ растекался по свободному от машин пространству, с соседних улиц сбегали новые людски потоки, ручейки и целые реки. Прошло несколько минут, и площадь оказалась переполненная. Хорошо, что нас, журналистов, пускали на заранее отведенные места перед трибунами, с которых уже смотрели на толпу наши партийные деятели. И первым взял слово, конечно же, Анатолий Краюхин.

Я слушал первого секретаря и пытался выудить что-нибудь интересное из его речи. Увы, Анатолий Петрович меня разочаровал — такое ощущение, что он из осторожности оперировал стандартными фразами вроде «перегибов на местах» и «партия и правительство». А еще — «перестройка», «новое мышление» с ударением на Ы… Но все-таки парочку интересных оборотов я записал. Кое-что, пожалуй, даже пойдет в заголовки. Главное, чтобы Хватова опять кто-нибудь не укусил, и он не начал вновь зарубать хорошие инициативы до моего триумфального возвращения в кресло редактора. Надеюсь, я прав, и этот момент уже скоро — после завершения праздника и выхода посвященного ему номера.

— Все делается человеком, — тем временем говорил Краюхин, — все происходит вокруг человека и создаваться должно для человека.

Потом он затронул строительство, подчеркнув, что где есть стройки, там есть жизнь и происходит развитие. Сказал, что время в конце двадцатого века пошло очень быстро, и еще нужно много успеть. Но самое главное, мы должны постоянно спрашивать у себя: что успели сделать за неделю, за месяц, квартал?

Не могу сказать, что это нечто дико оригинальное, но в любом случае живое, и эти слова можно нарезать на адекватные цитаты. Не привычные и заученные наизусть, а от сердца. Привлекающие внимание, бросающиеся в глаза. Чтобы захотелось прочитать репортаж, а не безразлично его пролистать.

Помню, в моей прошлой жизни воспылала дискуссия на тему советских журналистских штампов. Рокотов говорил, что если бы их вовремя убрали, заменили на что-то более современное, то и страна была бы другой. Ведь и в самом Союзе это понимали, не зря же затеяли перестройку. И причина была именно в этом — партия перестала идти в ногу со временем… Как в том докладе Горбачева на съезде, который я цитировал Краюхину, чтобы убедить его в правильности моего стиля руководства газетой. Старая гвардия восприняла нашего гендира в штыки, защищая свою журналистскую молодость. А новое поколение в силу своей неопытности не смогло объяснить, что от всего нужно брать хорошее — и от прошлого, и от настоящего.

Может, я сейчас ошибаюсь? Я ведь пришелец из другого времени, и все эти наши изыскания на планерке в конференц-зале — всего лишь мнение потомков. А тут, в середине восьмидесятых, речи, кажущиеся мне шаблонными, звучат привычно. Как на молитве в церкви! — вдруг осенило меня. Это часть ритуала, только другого, коммунистического. Свои сакральные имена, известные всем обороты. Для меня, человека из две тысячи двадцатых годов, это штампы, режущие ухо. А для тех, кто живет здесь и сейчас, это необходимость. Партия, которая взяла власть семьдесят лет назад, перестала идти в ногу со временем, превратилась в новую религию… Не могу сказать, хорошо это или плохо. Пожалуй, я еще слишком чужой здесь, хотя искренне люблю это время.

— Что такое коммунизм? — задал напоследок вопрос Краюхин. — Это когда прежде всего общественное, а потом личное. Если мы продолжим так думать, если не будем забывать этот принцип, то только тогда мы сможем идти в ногу со временем, а кодекс строителя коммунизма не позволит нам заблудиться в современной жизни. С годовщиной Великого Октября!

Над площадью прокатилось громовое «ура», и я, слушая этот гул, в очередной раз задумался. Что заставляло людей верить в коммунизм, когда стало ясно, что он не наступил в 1980-м? Мечта в светлое будущее? Желание изменить мир? Твердые убеждения? Или понимание справедливости того образа жизни, когда нет моей хаты с краю, а есть общее дело?

— Вот поэтому наша страна скоро придет к катастрофе, — послышался знакомый трескучий голос.