Сначала Константин хотел прихватить с собой на встречу папку с судебными документами, но, подумав, отказался от этой затеи. В баре деловые бумаги выглядели бы неуместно, да и знакомиться с ними в полумраке неудобно. Нет, лучше сначала обрисовать ситуацию на словах.
Ворошить старое без ведома Нины Лазаревны, которая получила полтора года лишения свободы условно, было бы неправильно. После нескольких безуспешных попыток дозвона по мобильному номеру, обеспокоенный Константин позвонил на домашний и узнал от сына Нины Лазаревны, что его мать полтора месяца назад эмигрировала на землю обетованную. Оказывается, у нее с давних пор имелся израильский паспорт, о чем Константин не знал.
— А я почему-то думал, что во время испытательного срока за границу не выпускают, — сказал Константин.
— Мама летела из Киева, — после небольшой заминки ответил сын, — а туда попала окольными путями. Граница же условная, забора с контрольной полосой там нет, только посты на дорогах, да и то не на всех. Надо только знать, как ехать.
Израильского паспорта у Константина не было, но ценную информацию он к сведению принял и дважды порадовался — во-первых, тому, что Нина Лазаревна жива и относительно здорова, а, во-вторых, тому, что он остался единственным дееспособным фигурантом этого дела. Бывшего завхоза Мигаля, отделавшегося легким испугом, можно было в расчет не принимать. Удивительно, но этот алкоголический эпилептик, чудом избежавший судимости, теперь трудился на аналогичной хозяйственной должности в одной из дочерних фирм, созданных при Карачаровском механическом заводе. Хотя, если подумать, то удивляться нечему — такие материально ответственные лица, на которых можно безнаказанно вешать всех собак, нужны повсюду.
В баре было не просто шумно и многолюдно, а очень шумно и очень многолюдно, но человека, выросшего в Средней Азии, этим не напугать. Взяли по пиву, заершили настоечкой, заказали жареные колбаски, и Константин начал свою печальную песнь, затянувшуюся минут на двадцать — адвокат Юрий просил рассказывать как можно подробнее. Дослушав до конца, он спросил:
— Вы забыли упомянуть про экспертизу подвала или ее не проводили?
— Не было экспертизы, — ответил Константин. — А зачем? Ведь я же признал, что ремонт проводился только на бумаге.
— Вы могли сделать такое признание под давлением, — указательным пальцем левой руки адвокат загнул мизинец на правой. — Вы могли не отдавать себе отчета в том, что говорите, а после следователь или адвокат сказал вам, что отказ от своих показаний на суде приведет к назначению реального срока, — адвокат тем же манером загнул безымянный палец. — Вы могли вообще не знать о том, проводился ли ремонт или нет…
— Ну, это уже из области фантастики! — усмехнулся Константин. — Директор большого завода может не знать о ремонте какого-то цеха, в котором он бывает раз в три года, но главный врач небольшой медсанчасти…
— Главный врач небольшой медсанчасти может быть завален делами по горло, — перебил адвокат. — У него может быть личная драма, которая сказывается на работоспособности. А может он просто доверчивый и немного безалаберный человек, которого если и можно судить, то за халатность. У вас идеальная ситуация — один из подельников умер, другая эмигрировала туда, откуда ее не выдернуть, третий под дурака косит… Вешайте на любого — возражений не будет!
— Так-то оно так, но что мне даст экспертиза? — подумал вслух Константин. — Она же подтвердит, что ремонт не проводился.
— Прежде всего, нам нужен повод для обжалования приговора, — Юрий снова начал загибать пальцы. — Новое следствие и новый суд — это новые шансы. Во-вторых, с экспертизой не все так прямолинейно…
— Имеете возможность договориться с экспертами? — понимающе спросил Константин. — Можно узнать, в какую сумму мне обойдется их понятливость.
— В данном случае — не имею, не тот вариант…
Бармен принес заказанные колбаски, так что разговор пришлось прервать.