Главы для «Сромань-сам!»

Один «отдыхающий» не стал ею пользоваться, говорил, что она его «швестер Ильзе», плакал, целовал ей руку и показывал незнакомую фотографию.

Когда в дверь стали стучать, он резко откликнулся, а перед уходом показал ей на пальцах, что «персонал» меняют каждый месяц, изношенные станки вывозят в поле и «ду-ду-ду!».

Она не знала, когда кончается этот «айн монат», но что-то заставило её убежать в то же утро через проволоку на заднем дворе, когда грузовики двинулись к шлагбауму. Она весь день пряталась в сарае разбитого дома на окраине, а ночью, чуть живая от переохлаждения, добрела постучать в дверь ближайшей хаты.

Открывшая ей женщина всё поняла по её виду, город-то небольшой.

Это была акушерка на пенсии, которая привела опытного гинеколога, тоже пенсионера. Он заставил её выпить спирт и лечь на кушетку, потом одел пенсне и что-то ей делал там, а женщина помогала.

Потом он тоже выпил спирт, заплакал и ушёл. Вернулся недели через две, снова ночью, снять швы.

Ещё через неделю, когда женщина ушла на базар, она украла у неё самое негодящее платье, ватник и платок, две картошки и старые валенки и ушла в город побольше…

Поезд остановился в поле. Конвоиры распахнули двери вагонов и что-то кричали, но Юля не знала по-Немецки. В недалёкой ложбине под насыпью протекал ручей в берегах из уже тающего на солнце снега. Охранники жестами показали, что можно пройти к воде. Девушки радостно бросились к ручью, пили, ополаскивали свои лица.

— Женя! — Услышала Юля над головой и подняла взгляд от своих ладоней ковшиком. Рядом стояла та, страшно молчаливая девушка и улыбалась полной улыбкой, в обе стороны своего рта. — Женя меня зовут…

И она вдруг прыгнула через ручей и стала взбегать на склон лощины, проваливаясь в мартовский снег, маша руками по-девчачьи — локти прижаты к бокам — из стороны в сторону.

За спиной у Юли закричали, забахкали карабины и девушка вдруг перестала бежать, замерла, а потом скатилась обратно, проминая неровную борозду до самого ручья.

Охрана кричали девушкам стоять на месте, только Юле и другой девушке рядом с ней приказали взять мёртвую за ноги, отволочить к насыпи и оставить рядом с тропой. Сердце её страшно стучало, но от страха как-то всё понималось, чего от тебя хотят.

Они исполнили приказ и растерянно стояли рядом с трупом, не зная что дальше, пока остальных разводили по вагонам мимо них и девушки Жени, которая лежала на снегу с открытыми глазами, такими же синими, как небо.

Юля склонилась и одёрнула юбку с оголившихся ляжек мёртвой, прикрыть ей колени, потому что к ручью будут ещё проходить хлопцы из тех двух вагонов в голове состава…

* * *

Пазлик #10: Предвкушение Отдохновения

И он постоял, приложив ладонь к мелко-чешучатой коре ствола, близоруко щурясь на вполне даже зелёные листья. Точно — дуб. Чешуйки тёмно-серые, прогалинки — темней…

И зацени красивость жеста, а? Исполнен грустной ностальгии, типа вот вновь я посетил знакомые края… или как там Александр нагрустил дальше?

Прикинь, в детстве от дальнозоркости лечили, а теперь дальше монитора и не различить, и хули толку до чего небесные черты у встречных?

Прищурился на дерево метрах в 10, чей ствол раздвинулся натрое в мощный трезуб. Тоже, поди дуб… Привет и тебе, здоровило в расцвете неразличаемой породы!

Задрал лицо к змеящимся над головой ветвям несомненного дуба. С ближайшего удава завис обломок в палец толщиной, длиною с метр. Не первый год как обломился ветром, вон уже как обшарпан, сдох, усох, а всё цепляется, отягощает.

Вскинув руку, он ухватив упрямо цепкий обломок, провернул его туда-сюда, до сухого треска в месте соединения с материнской ветвью. Дурная привычка у друида — вмешиваться где не просили… но что-то же призвало именно сюда, знало с кем связывается и к чему это приведёт…

Легко отнял обломок и опустил к земле. Отбросил.

Да, ему известно — теперь в деревне кто-нибудь помрёт, кто-то, кто года два уже дышал на ладан. Но делать нечего — жизнь есть жизнь, порою вынудит и милосердие проявить. К тому же — алиби, минут пять назад он без свидетелей взошёл на этот невысокий холм.

Та дорога у подножия заканчивалась ажурно-аккуратной решёткой из железа. Две створки плотно сдвинуты посередине, замка и близко нет. Лишние затраты. Вместо него, в дырки продета подковой согнутая проволочина, старая как мир, но ржавчины ни на одном изгибе, отполирована прикосновениями.

Замок не нужен — нечего тут красть, зато (и он уже не раз в том убеждался) не встретишь видов красивее, чем с высоты придеревенских кладбищ…

Правда, за этой красотой пришлось брести к макушке высоты, через некошеные высохшие травы конца лета, между высоких плит с чёрно-белыми супружескими парами, а даже если кто и в одиночку, то всё равно чёрно-белый. Под всеми и каждым строки вычитаний большего из меньшего. В результат минус, а насчёт точной цифры — извините, он не бухгалтер и не ревизор.

Но попадаются и каменные прилавки тоже, без портретов, пониже пояса, что-то в них выдолблено да некому и нечем прочитать. А даже есть и пирамидки в старинном, ещё в том, Персидском стиле.