Главы для «Сромань-сам!»

Владимир Ильич Ульянов прикинул это дело к носу, что через ссылку он в партии РСДРП скопил определённый политический авторитет, однако на журнал казны не хватит, придётся ограничиться газеткой, тоже нелегальной и, кстати, да — а не собрать ли нам 3-й съезд Российской Социал-Демократической Рабочей Партии? Как думаешь, Наденька?

Но как он Лениным обернулся — это уже за пределами билета № 17.

— М-да, — сказал Самородницкий. — Граздец меня предупреждал… то есть… цкий. Но чтоб до такой степени… И как вы вообще на Английский факультет попали?

— Ну, этта, после дембеля… и характеристика от замполита части была. Положительная… А то смотрю, чё ей пропадать? Печать круглая: “в/ч 41769”… Заполнил да и сдал вместе со справкой про состояние здоровья. И главное бумага ж такая хорошая, жалко же. Ну, и аттестат, конечно, приложить пришлось. А чё?

— Да через… Короче, факультет тебе менять надо. Пока что — четыре, но я тобой займусь отдельно, — сказал Самородницкий.

Но не успел он. Уехал на историческую родину…

* * *

Пазлик #17: Упрощение Укрощения

Было бы непозволительно грубой ошибкой и политической близорукостью питать недальновидную надежду будто страна Советов, хоть на гулькин нос, согласиться оплачивать кормёжку попавших в плен красноармейцев.

Если ты пленный, значит — предатель социалистического Отечества и не рассказывай слезливые байки о том, как тебя контузило, очнулся — а вокруг тебя такие же пленные и охрана стоит с автоматами. Ты — боец РККА, зубами рви глотку охраннику и с трофейным автоматом пробивайся на восток из окружения.

Наши автомат у тебя отберут, а потом, если глянешься майору СМЕРШа и он не прикажет тебя расстрелять, как агента вражеского абвера, получишь винтовку Мосина образца 1898 года, чтобы громить фашистскую гадину на нашей священной Советской земле…

Да таков был закон Мировых воен, неписаный, но чётко исполняемый через банки в нейтральных странах — за питание военнопленных платит та страна, что отправляла их в бой.

Был закон, да нарвался на СССР готовый показать дулю не только Чемберлену, но и закону — накось-выкуси, мы за изменников не платим!

Немцы, по наивности, не предполагали возможность такого обращения с законом, когда повезли Ивана в Германию среди прочих 240000 пленённых под Харьковым.

Ну довезли, а дальше что? В распыл через газовую камеру? Так не Евреи вроде…

Закаялись вражины фашистские, что всех их там под Харьковом не уханачили, хотя, с другой стороны, боеприпасы тоже жалко… И пришлось им, извергам, из этой дилеммы выбираться путями окольными.

Так стал Иван подневольным рабом № ****, который пахал за харчи и довольно, признать надо, скудные. Звериное лицо своё не утаить фашизму.

Конечно, Иван не оценил бы моё из кожи вон вылезание в предыдущих абзацах текущего пазлика, всю инфу которых уместить можно в 2 строки. Но и не виноватый я, что живу в период станд-аперов, что уже сам по себе из меня лезет эдакий юморец ху*еверченный.

Однако и у меня к Ивану без обид, что смехуёчки мои не оценяет. Чувство юмора, оно в человеке не постоянное качество — приходит и уходит.

Много чего ушло из Ивана в концентрационном лагере для Советских военнопленных в окрестностях города Штутгарта. Осталось лишь самое необходимое, чем окупал бы своё неоплаченное содержание. Немногочисленные, основные функции: исполнить команду, сжевать пайку хлеба с ежедневной баландой из брюквы, посидеть над дырой сортира, отработать 10-часовой день в рабочей зоне, ну и поспать конечно, с утра ведь весь цикл пойдёт заново.

Где тут место для юмора? Мужики анекдотов уже не рассказывают, воспоминаниями не делятся, если говорят чего, так по делу, самыми функциональными фразами.

Так и жил Иван день за днём, без осознания что за день такой, какое число или месяц. Всё, чем наполнялась его прежняя жизнь, всё ушло (кроме функциональности) и сменилось ровным спокойным безразличием. Что-то там делает, ему что-то говорят, он говорит что-то, но как бы не совсем он, всё через какую-то стену отстранённости.

А ещё его иногда пошатывает, не так сильно как полных «доходяг», которые на пути из лагеря в рабочую зону или обратно на дорогу ложатся, чтоб их пристрелили. Не сильно пошатывает, но иногда.

Нет, ну новости тоже случаются. Жизнь без новостей не обходится. Что кто-то в побег ушёл. Значит с месяц не полную пайку ел, сухари заготавливал. Что капо Щурин перед ужином своей палкой «доходягу» забил. Завтра колонне придётся по очереди тачку катить до зоны, закапывать…

В побег уходили из рабочей зоны. Там охрана только днём и проволоки поменьше.

Через ящик уходили. Стройка большая, в одном месте в бетоне фундамента ящик сделали, с лазом. Там схоронится, а как колонну в лагерь уведут, он и уходит.

Никто из пойманных ни разу про ящик не сказал.

Ловили всех до одного. Побег дольше, чем на два дня не случался. Форма приметная, полосатая. Крестьяне местные рано встают, всё видят. В полицию звонят. Те собак привозят. Который дольше всех продержался три дня в дренажной трубе под автобаном сухари ел. На воле. Пока в дыру овчарки залаяли.

Но про ящик никто не сказал.