Глаз бури

– Чувствовать… – Софи честно прислушалась к себе. – В желудке тяжесть… Но это оттого, что ела много. Ноги гудят… Еще что-то… Не знаю… Вы наверное, про себя хотите? Руки у вас, Туманов, теплые и сильные. Не страшные совсем… Можно, я на вас вот эдак опять обопрусь? Коли вы уж все равно пришли и говорить хотите…

– Да не хочу я говорить!

– Опять «не хочу»? – легко засмеялась Софи. – Скучный вы сегодня, право…

– Скучный?! – прорычал Туманов. – Ну погоди, сейчас весело станет…

Туманов обхватил Софи, грубо прижал к себе и одновременно впился губами в ее рот. Девушка легко подалась к нему, разомкнула губы и провела языком по нижней губе мужчины, словно пробуя его на вкус. Туманов, изумленный, приготовившийся к яростному сопротивлению, слегка ослабил натиск. Видный Туманову темно-серый глаз Софи поблескивал любопытством.

– «Монтраше», урожай от 1870 до 1875 года, – сказала Софи.

– Что-о?!

– Вино, которое вы пили. Меня папа́ научил. Он пил в кабинете с друзьями или еще где, а потом я его на ночь целовала и по букету угадывала – что. Я здорово наловчилась, он меня потом своим друзьям, как уникум, демонстрировал. Они сами вино выбирали и заключали пари. Папа всегда выигрывал. Маман, когда узнала, большой скандал сделала…

– Ну, я думаю… – протянул Туманов.

– Ну ладно, давайте дальше целоваться, – вздохнула Софи. – Что ж вы остановились-то? Вы теперь не пьяны, как тогда, я драться не стану. Или вам не нравится?

Туманов молча толкнул Софи на кровать. Сам отошел к столу, поддернул рукав и поднес запястье к огоньку свечи. В комнате жутко запахло паленой кожей. Вопрос в глазах сидящей Софи сменился ужасом. Она толкнулась руками, подбежала, ударила Туманова по локтю. Дико взглянула на огромный серый волдырь с розовой каймой.

– Михаил, что?! Что это?! Почему так?!

– Ты, Софья… Ты ведь девица, так? Ты не понимаешь… не знаешь этих игр. Еще чуть-чуть и я взял бы тебя… Тебя, Софья!!!.. Так, как брал шлюх в лондонском порту…

– Михаил… Миша… Что я…

– Ты тут не при чем. Я! Во мне все дело, – сдерживая бешенство, клокотавшее прямо в горле, сказал Туманов. – Я не могу иначе. Я говорил: душа во мне корежится. Понимаешь? А-а-а! И понимать тут тебе нечего. Поправляй по-быстрому одежки и катись отсюда. Быстрей! Быстрей! Пока меня боль и разум держат! Быстрей же, ежкин корень! Сани тебе Иннокентий спроворит…И чтоб духу твоего тут…

Софи выпрямилась, вытянулась в струну перед сгорбившимся от страдания мужчиной, и в этот миг они стали почти одного роста.

– А теперь, Михаил, выслушай меня… Я не позволю тебе…То есть, я хотела сказать, никуда я не пойду… Если ты не хочешь теперь целоваться, считаешь: не надо; значит, забудем все, будем друзьями, как было, – в этом месте Туманов хрипло захохотал. – И, как же так, Миша… – в голосе Софи против ее воли прорвались жалобные, писклявые нотки. – Ты же не только с проститутками был… С графинями тоже, я знаю… Почему ж…

Туманов горько улыбнулся.

– Я, Соня, когда про портовых шлюх сказал, назвал самый уважаемый мною класс женщин. Они – честные по-своему, работа у них тяжелая, опасная, заработки так себе. Семью многие содержат. Я их, можно даже сказать, уважаю. Никогда не обидел, даже когда пенни лишнего не было, расплачивался честно. А эти… которые графини-княгини… Да тьфу на них! От жиру, от безделья, от гнилости внутренней… О чем ты…

От усталости и потрясения Софи слушала откровения Туманова, как будто в бреду. При этом, почему-то помня его вопрос, тщательно фиксировала собственные чувства. В груди и в животе ворочались мохнатые зверьки с острыми коготками. К тому же тошнило и перед глазами плавали какие-то голубые кольца. Перекрывая все остальные ощущения, безумно чесалась правая пятка. – «Да, в романах все это как-то иначе!» – промелькнула почти ироническая мысль. То, о чем говорил Туманов, то, что физически ощущала она сама, не укладывалось не только в светские, но и вообще ни в какие рамки.

«Слышала бы Элен, о чем он говорит с девушкой сразу после того, как… как собирался… собирался лечь с ней в постель… А о чем говорит с мужем сама Элен перед тем как лечь с ним постель? – неожиданно подумала Софи. – Непременно поинтересуюсь».

Она решительно наклонилась, скинула туфлю и с наслаждением почесала пятку. Туманов глядел на нее с немым удивлением.

– Чешется страшно! – объяснила Софи. – Должно, гвоздь вылез.

– Сказала б, я б почесал, – примирительно буркнул Туманов, по-видимости уже совершенно успокоившийся. – Давай сюда, забью гвоздь-то. Чего ножки калечить…

– Вам надо мазь наложить, – сказала Софи, беря Туманова за руку и разворачивая к свету обожженное запястье. – Вон как набухло! Сюртук завтра нельзя надеть будет. Вот глупый-то Мишка! – закончила она, наклонилась и коснулась горячей кожи сухими губами. Туманов застонал.

– Больно?! – испугалась Софи. – Простите! Я сама не знаю…

– Не больно! Нет! – Туманов ошалело замотал головой. – Нельзя! Нельзя, Софья! Я же… Я же здоровый, мишка-медведь, могу наплевать на все… Уходи! Уходи, Христом Богом тебя молю!