– А то, что было, что потом случилось, разве для тебя это вовсе значения не имеет? – недоверчиво спросила Софи, приглядываясь к молодому человеку и словно о чем-то раздумывая.
– Если ты позабудешь, так и я готов позабыть!
– Как же позабыть-то?! – растерянно и как-то совершенно по-детски переспросила Софи.
У Пети перехватило дыхание от жалости. Он перекривил губы и шагнул вперед, раскрывая объятия. О том, что Софи Домогатскую невозможно пожалеть, он от волнения позабыл. Девушка буквально отпрыгнула в сторону, расправила плечи и заговорила ровно и отчетливо:
– Пьер, я очень благодарна тебе. Поверь, то, что ты сказал, это много для меня сейчас значит. Я тебя любила и люблю, как друга и как близкого человека. Теперь мне это особенно ясно. Ты великодушен без меры, моим кровным родным до того далеко, как до звезд. Но то, что ты предлагаешь, оно никак, никак невозможно. Мне жаль, но… Пьер! Я в тягости, жду ребенка от Туманова. И травить его по народным рецептам, как мне уж моя бывшая горничная Ольга предлагала, не стану. Пусть Туманов меня предал и сбежал, вины ребенка здесь нету, его нельзя за то убивать. Он мой, и пусть он будет.
Петя долго молчал, склонив белокурую, изящно вылепленную голову. Софи, сказав все, без сил опустилась на кресло и скрестила ладони внизу живота. Мимо окна, наискосок и вниз, золотыми лодочками проплывали падающие березовые листья.
– Господин Безбородко! Софья Павловна! – послышалось от порога. – Может, вы картофелю с грибами в сметане откушаете? Пока у вас перерыв в разговоре случился. А то горячее все, стынет…
Ариша комкала в руках полотенце, на бледных щеках горели алые пятна.
«Все слышала! – догадалась Софи. – Но о чем же радеет? Неужто надеется, что мы договоримся?… А чего? С ее, крестьянской точки зрения… Небось, Вера моя тоже присоветовала бы… выйти за Петю обманом, а там уж… Нет!»
– С удовольствием откушаю грибов и картофелю, – весело сказал Петя. – Подавай, Ариша. Совсем позабыл: я же как раз малосольных огурчиков привез. Хрустят, как свежие, с гряды. Хочешь, Соня, огурчиков? Наша кухарка о том лете беременна сыном была, так она мне говорила, что в таком положении как раз на солененькие огурчики и тянет. Лопала их едва ли не два фунта зараз. Или это не у всех?
Софи, как крупная прислушивающаяся гончая, попеременно наклоняла голову в стороны и разглядывала Петю, словно надеясь, что при очередном изменении ракурса он либо как-то понятно изменится, либо исчезнет совсем.
– Петр Николаевич, – наконец, осторожно осведомилась она. – Ты понял ли, что я тебе сказала?
– Чего ж тут не понять? – Петя пожал неширокими плечами. – Дело обыденное. Ты с ним жила, теперь в тягости. А он сбежал. В каждом первом романе описано.
– И что ж?… – Софи выжидающе вытянула шею, сделавшись похожей на азиатскую черепашку, которых на потеху детям продавали на рынке узкоглазые туркмены.
– А тут, понятное дело, являюсь я, – по-прежнему весело объявил Петя. – Весь такой белый и сияющий. Поэт и рыцарь влюбленный. И говорю…
– Пьер! – оборвала Софи, вскакивая. Голос ее сорвался на визг. – Ты что ж, все равно хочешь, несмотря на ребенка!..
– И говорю… – не обращая внимания на слова Софи, вдруг – горяч, полон задора, даже кокетлив. – Презрев голос умудренного разума, внушенный воспитанием целый кодекс правил, впервые – баловень судьбы!
«С каким теперь врагом я не осилю встречи?
И сразу вслед, спокойно, даже слегка равнодушно:
– Ну разумеется, хочу. Что ж это меняет? Маменька не поверит, но я уж большой мальчик, и знаю, что когда мужчина с женщиной живут, от этого дети случаются. А этот ребенок… что ж… Родишь, тогда и решать будем. Захочешь, отдадим на воспитание к хорошим людям, многие так делают, когда позабыть хотят. А не захочешь, я его признаю, будем растить… Наполовину он твой, да и в Туманове, я слыхал, талантов немало. По нынешнему капиталистическому времени может и вполне удачный экземпляр получиться, особливо если к моей маменьке на выучку отдать… Но то тебе решать… Моих детей ты ведь тоже рожать станешь, если… Что ж, Софи, коли уж так все обернулось, тянуть и вовсе нельзя, давай, что ли, обвенчаемся поскорей, пока…
Жизни во всех ее замысловатых проявлениях трудно было застать Софи Домогатскую врасплох. На досуге она любила просчитывать разные варианты событий, и временами ей казалось, что она готова к любым оборотам. В этот раз она, несомненно, ошибалась.
– Петя, это страшно удивительно для меня. Мне можно думать?
– Да, только не очень долго, чтобы можно было… Ну, ты понимаешь…
– Понимаю. Спасибо тебе.