– Хорошо. Софи, последний вопрос, обращенный уже не к разуму, а к ощущениям. Иногда, согласитесь, они подсказывают нам там, где разум бессилен. Вы столбовая дворянка, по происхождению и воспитанию, как я понял, из высшего света. Скажите: незнакомец в маске – ваш? Или только играет? Мы с Михаилом – законченные плебеи и понять этого никогда не сможем. Но ведь наверняка есть какие-то оттенки, нюансы, которые невозможно изобразить, они либо есть, либо нет…
– Да, я понимаю, о чем вы говорите, – кивнула Софи. – И это все правда. Но… вот странность… я не могу сказать наверняка… Что-то театральное в нем несомненно было… Но было ли все игрой? Пожалуй что – нет… Хотя… Простите, Иосиф…
– Вам не за что извиняться, милая Софи! И я больше не стану вас мучить вопросами. Мне теперь надо разобраться, подумать… Вы ведь сейчас в деревню едете? Я, если не возражаете, здесь попрощаюсь с вами. Думаю, Михаил вполне с остальным справится… Счастлив был познакомиться, надеюсь вскорости получить наслаждение от вашего нашумевшего романа…
– Иосиф! Стой здесь! – Туманов поднял глаза и смотрел на Софи с выражением больной бродячей собаки. – Софья! Ты не боишься остаться со мной? Сейчас? Чтоб я тебя проводил до экипажа?
– Конечно, не боюсь! – Софи поднялась, стрельнула глазами и кокетливо повела плечом. Иосиф смотрел удивленно. Туманова было нестерпимо жаль. – Что за глупости вы говорите, Михаил! Иосиф, я тоже была рада. Возможно, еще когда-нибудь свидимся, и вы сумеете обругать мой роман и сравнить его с сочинениями Марка Аврелия.
Софи надеялась, что, когда они останутся наедине, Туманов даст хоть какую-нибудь оценку происходящему, которая, в свою очередь, позволит ей построить собственную версию. Но он молчал.
– Михаил! Вы ведете себя как последний дурак! – едва ли не впервые в жизни Софи не знала, что и как сказать, и потому, безотчетно хватаясь за последнюю усвоенную ею роль, отчитывала Туманова так, как отчитывала у себя в классе нерадивых учеников. – Зачем вам надо, чтобы такое количество людей участвовало в наших с вами отношениях? Что за странная прихоть? Если вашей репутации в свете уже ничто не угрожает, то подумали хотя б обо мне! Это неприлично, в конце концов!
– Ты права, Софья. Если можешь, прости, – медленно, словно через силу произнес Туманов. – И уезжай скорее.
– Уезжать скорее? – растерялась Софи. – Почему? Вы… вам неприятно меня видеть?
– Не говори ерунды! – внезапно озлился Туманов, вновь становясь похожим на самого себя, таким, каким Софи знала его до последней встречи. – Садись сейчас в коляску и убирайся, пока я тебя отпускаю, слышишь?!
– Господи! – Софи прижала к щекам растопыренные пальцы, потянула вниз. На мгновение Туманову показалось, что с ее лица сползает какая-то маска. – Как же я от вас устала!.. Вы сумасшедший, Туманов! – закричала она сквозь выступившие слезы. – Я вас терпеть не могу, так и знайте! И видеть вас больше не хочу!
– Хорошо, – чуть ли не с удовлетворением сказал Туманов, оживая на глазах. – Ты меня терпеть не можешь – хорошо. А теперь – уезжай!.. Федька, Тришка! – окликнул он кучера и лакея, стоявших поодаль. – Вы слыхали? Софья Павловна терпеть меня не может и велит ей на глаза не показываться. Запомнили?
Кучер и Федька одинаково мотнули головами. Ошеломленная Софи полезла в коляску. Туманов поднял руку и дотронулся кончиками толстых пальцев до губ.
– Отметины не останется. Жаль, – сказал он и послал Софи на прощание воздушный поцелуй.
Глава 11
В которой Иосиф рассуждает о происходящих событиях, Туманов – о природе аристократизма, а Элен Головнина и Софи Домогатская пишут друг другу письма
Нелетяга ждал хозяина клуба в его собственных, изуродованных покоях и всем своим видом излучал неодобрение.
– Ну чего? – грубо и недоброжелательно сказал Туманов, входя.
– Михаил! Твоя запуганная самодурством хозяина челядь трепещет и пресмыкается. Я же, как человек абсолютно свободный, уполномочен сказать тебе: ты варвар и вандал в одном лице! – торжественно подняв палец, возгласил Иосиф. – Тебе может не понравиться цвет драпировок, рисунок на ковре или форма лампионов. Но это все же не значит, что нужно немедленно жечь Персеполис…
– Чего жечь? – подозрительно переспросил Туманов. – Я ничего не жег…
– Да уж, разумеется, Персеполис сожгли без тебя, – усмехнулся Иосиф. – Обошлись как-то. И все же…
– Заткнись, без тебя тошно, – посоветовал Туманов. – Башка раскалывается от всех дел. Говори лучше, чего надумал. А я пока водки выпью…
– Михаил, если ты будешь сейчас пить, я ничего тебе не скажу. Пьяный, ты меня совершенно не интересуешь как собеседник, а без интереса к процессу ни одного приемлемого умопостроения составить положительно невозможно…
– Прибью я тебя когда-нибудь, – пообещал Туманов, тяжело опускаясь на не застеленную кровать. – Ладно, видишь, не пью. Говори.