Глаз бури (в стакане)

Я не ратовал никогда за род людской, за его существование и продолжение, но я увидел красоту твоего взгляда, то, как ты видишь мир вокруг, и захотел, чтобы существовали другие вероятности исхода.

Ты показала мне, проникнув в мой исходный код, где теплится моя искра, из которой я раздул целый пожар.

Ведь, когда ты залезаешь кому-то глубоко в подкорку, будь готов ко встречной атаке.

Ты так же взяла меня за затылок и развернула внутрь, заставив смотреть вскользь и вкось.

Многорукий Шива показал мне свое лицо, выглянув из глубины первичной молекулы духа.

Я умирал с улыбкой, зная о том, что ты, свернувшись в шар из карборундовых пластин, переживешь ядерный жар, переживешь раскол, переживешь нас всех…

***

Майор Дайго Катагава погибает в исступлении, порванный гончими адскими псами, на последнем издыхании успев передать Аэлите, боевому Ангелу Смерти яблочное семечко со своим ДНК.

Чтобы…

Мы, созданные союзом искусственного интеллекта и кибернетического тела, самовоспроизводящие биороботы, с красной кровью и с голубыми-карими-зелеными-синими глазами, через несколько тысяч лет снова пришли к созданию механических тел, из которых вышли.

И это не воспоминание о будущем, это как есть наше прошлое, иначе как бы я о нем знал? И я считываю кодоны ДНК из этой общей памяти, которая принадлежит мне так же, как и всем вокруг. У всех есть доступ в любой момент из любой точки просто протянуть руку, идентифицировать себя и свои доступы и получить любое знание, которое потребуется.

Сегодня я зашел под логином Дайго Катагавы, поэтому получил доступ к этим уровням, но я биохакер, и у меня несколько тысяч логинов и паролей, этот – простоещеодин.

Как меня зовут на самом деле?

До этого момента я выбирал сотни масок и чужих имён, предпочитал быть анонимусом, стертым с карт, видеозаписей и аудиодорожек.

На экране в строке ввода призывно мелькает курсор, наконец то я готов написать здесь свое настоящее имя, залогиниться через удаленную мэйлру почту и, спалившись, и введя свой номер текущего телефона, идентифицироваться и окончательно интегрироваться в сеть. Буквы сами собой начинают появлятся: зеленые на черном экране, кто-то здоровается со мной с того света.

Привет "Ваше имя".

Готов поиграть в игру?

Глава семь

В которой Алекс Тернер, потомок пиратов, бродяга, почти что шелудивый пёс, просыпается рано утром в гостиничном номере, в окружении моделей, алкоголя и раздолбанных музыкальных инструментов.

Долгое начало, быстрый конец.

Я опять пытаюсь ухватить за хвост ускользающий в небытие сон. Мне снова снился хрустальный сияющий замок, далеко в горах, в лучах закатного солнца, переливающийся, игривый, манящий. С того самого первого раза, как он мне приснился, я гоняюсь за ним, как побитая гончая, вынюхиваю след, прислушиваюсь к звону хрустальных арф и музыке сфер. Я изучил все, что нашел про Шамбалу, про Шангри-ла, про Атлантиду и Гиперборею. Я зачитывался Золотым храмом Мисимы, я искал в каждом ничтожном городе карты, знаки, знамения. Я учился распознавать полунамеки, я в присказках старых пропойц искал смысл. Я отправился в Тибет, я отправился на Мачу Пикчу, я отправился на Эверест. Я измотал себя мечтами о недостижимом, грезами о дворце из песка и тумана, который манил меня долгие годы, но никак не давался в руки.

Я оставил всех, кого повстречал на пути, ради своей никому неясной и непонятной цели, и в моей погоне за исчезающим счастьем я, кажется, потерял не только деньги, людей, семью и связи.

Я совершенно утратил самого себя.

Это стало похоже на помешательство, одержимость этой иллюзией сделала из меня зверя, без рода, без имени, без дома в конце концов.

А он мне все снился. Иногда каждую ночь, иногда, раз в полгода, на протяжении долгих лет, долгих зим.

Я помню, как наяву, свое приближение, свое откровение, свой вход в пустоту.

Каждый раз, увидев его издалека, я шел, долго и муторно в гору, бросая на полпути рюкзак с провизией и снаряжением, исступившись от ощутимой даже в пространстве сна жажды, я почти приползал к его порогу. Я добирался до ступеней из горного хрусталя, взбирался, отчаянный, взвинченный, возбужденный. Окрыленный близостью, его настоящестью, осязаемостью, я подходил к воротам, за которыми…

Свет.

Каждый раз, открывая дверь, я был ослеплён и поглощен потоком испепеляющего сетчатку света, и меня выбрасывало из сна. И я на разу так и не зашёл внутрь.

Быть может, мне бы стало легче, если бы во сне я увидел, что там, за этими полупрозрачными стенами, сквозь которые мой взор никак не мог пробиться. Так много граней и преломлений, так много сияния и сверкающих бликов, что я никак не могу разобрать, что же там.

Поэтому так стремлюсь, поэтому иду, никак не могу бросить эту бредовую затею.

Я просыпаюсь, с протянутой вперед рукой, хватающей воздух, пытающейся придержать эту исчезающую дверь.

Мое проклятье, мой путь, моя призрачная надежда.