Шеф садится. Тяжёлое, обитое кожей кресло скрипит. Пиджак натянут на широких плечах. Мышцы напряжены, изогнуты в непонятном предчувствии.
— …ты топчешься там же, где и неделю назад. След остыл, Пиао. Ты не продвинулся ни на шаг.
— Со всем уважением, товарищ офицер, в последнее время произошли подвижки, которые, как мне кажется, оправдают моё дальнейшее участие в расследовании. Я не считаю, что след остыл, и уверен, что в деле намечается движение. Всё написано в моих рапортах.
Вокруг его воротника поднимается температура. Ладони, ноги зудят… он хочет расчесать их, разодрать до крови. Много слов, но мало смысла. Липинг не дурак, он понимает, где вода, а где сухой остаток.
— Произошли подвижки. Дальнейшее участие. Намечается движение…
Шеф пальцами отталкивает стопку рапортов.
— …ты говоришь как политик. Столько слов, а толку чуть. Это моя работа, старший следователь. Твоя работа — говорить мало и по делу, и выдавать результаты. Это понятно?
Глаза Липинга впиваются в него. Чернота смотрит в синеву. Пиао кивает.
— Ты тут говорил о подвижках. Какие именно подвижки, следователь?
— Три трупа, найденных в реке Хуанпу, опознаны, товарищ офицер.
— И?
— Двое — американцы. Один — профессор Лазарь Хейвуд из университета Фудань. Второй — археолог, участвовавший в исследовательском проекте в том же университете. Его имя — Бобби Хейес…
Лицо Липинга спокойно, как воды озера. Руки неподвижны, пальцы сплетены.
— …третья — женщина по имени Е Ян. Национальность пока неизвестна. Она была любовницей американца, Бобби Хейеса. Она была беременна, на пятом месяце.
Взгляд товарища старшего офицера не ослабляет давления. Слова «женщина», «беременна» не вызывают волн на воде.
— Опознание американца подтверждено?
— Да, товарищ офицер. Стоматологическое и позитивное свидетельское опознание.
Руки расцепляются. Одна гладит лысину, водит по крышке черепа. Щетина склоняется под ладонью, потом снова встаёт столбом.
— И всё?
— Девушка, Е Ян, она жила в отеле «Мир». Комната и телефоны прослушивались. Техника сложная, дорогая.
— Шестое бюро?
— Думаю, да, товарищ офицер.
— И ты хочешь получить записи?
Пиао кивает.
— Ты знаешь, сколько отелей в городе входит в зону интересов бюро?
— Одиннадцать, товарищ офицер.
— Больше пяти тысяч комнат. Половина минимум оснащена прослушивающими устройствами. Едва ли 10 % из них отслеживаются и пишутся. И ты всё равно хочешь получить плёнки, если они вообще есть?
— Это жизненно важно для расследования, товарищ офицер. Они могут дать нам ниточки к другим жертвам. Возможно, мотив убийства.
— Я и сам понимаю, что могут дать эти записи, старший следователь…
Он встаёт на ноги, суёт большие пальцы рук в карманы. Его поза каждым элементом выражает силу.
— …уйдёт много времени, да и сил тоже, но я прослежу, чтобы ты получил нужные тебе записи…
Несколько минут он не говорит ни слова. Молчание становится острым, как колючая лента. Пиао считает каждую секунду.
— …расследование пока остаётся на тебе. Ты уж постарайся обеспечить своё «намечается движение». Свободен.
Только выйдя на улицу, Пиао понимает, что не переводил дыхания с тех пор, как вышел из кабинета Липинга. Лёгкие уже горят, как янтарный уголёк. Вдох получается долгим и неровным, как у старого функционера, храпящего на съезде Политбюро.
Липинг, обманчивый человек, напоминает старшему следователю поговорку:
Другими словами, он совсем не то, чем кажется. Пиао ожидал, что вокруг записей разразится драка. Будет битва за каждую строку рапорта. Может, даже официальное расследование его собственной теории убийства Паня Яобаня и несчастного студента. Старший следователь делает очередной глубокий, неровный вдох, выдох, прочищая нос от запаха Шефа.
Липинг не тот, кем кажется. Е Ян, записи из комнаты отеля… увижу ли я их?
Он идёт и курит… полпачки улетело, прежде чем он это понимает. Безвкусный дым стал его завтраком, обедом, даже ужином. И мысли, повтор каждого слова, что произнёс Липинг. Только когда он находит кость, в которую можно от души вцепиться, он прекращает курить… скатывает пачку в тугой комок, про себя повторяя слова. Шеф…
«…одного у тебя в рапортах нет — описания хоть кого-нибудь из трёх пассажиров чёрного седана Шанхай…»
Откуда Липинг знал то, чего знать не должен? Того, чего не знал и Пиао, и о чём ни слова не было во вдоль и поперёк перерытых страницах рапортов? Что в чёрном седане Шанхай было именно три пассажира?
Второй раз он выдаёт знание того, чего знать не должен. В первый раз… ошибка, догадка? Но во второй? Товарищ старший офицер Липинг, он не тот, кем кажется. Он знает вещи, которые знать не должен.
Глава 14
Телефонные разговоры в Китае всегда начинаются этой фразой. Китаец скорее ответит на этот вопрос, чем скажет своё имя, если окажется в новом месте; там, где его не знают.
«Объясни свою общественную принадлежность, свой Даньвэй».