Глаз дракона

— Яобань, наведи справки в Фудане, а? Я хочу знать имена и данные на студентов, друживших с Бобби Хейесом. Тех, кто общался с ним. Тусовался вместе. Пил там чай.

Шишка потирает руки и проверяет запах дыхания. Горький, как бычий пузырь.

— Такая работёнка мне по душе, Босс. Обожаю студенточек…

Он подтягивает засаленный узел на галстуке.

— …а зачем они вам нужны? Есть тема?

Пиао выходит из-за стола, застёгивая китель. На улице холодно не по сезону.

Но в любой сезон его часто навещает озноб.

— Да не сказал бы. Но бог его знает… — Он стучит себя пальцем по крылу носа, — …есть внутреннее ощущение, что из этого может что-нибудь получиться…

На полдороге к дверям он останавливается и разворачивается.

— …твой брат, Пань…

— …не надо, Босс, мы уже всё сказали.

Пиао кивает, выходит в коридор и аккуратно закрывает дверь. Только на полпути к Юй Гарденз он понимает, что сказать всё не получится никогда.

Каждый день будет таким суровым. Каждый кусок фарфора — таким белым. И каждая смерть — такой мрачной.

Прошло пять лет с тех пор, как Пиао в прошлый раз был в Юй Гарденз; тут он понимает, что роется в воспоминаниях, будто они — коробка конфет. Вот её губы, она пьёт Сюньхуача… розовые лепестки, отлитые в гипсе, и в дуновении её дыхания — жасмин. Точки разлома… где так не хочется находиться. Спор. Пролитый чай, пятно расплывается по скатерти. Слова, они кричат имена друг друга… нестираемое, и невыносимое воспоминание, даже после стольких лет.

В Юй Гарденз неестественно тихо. Слишком рано для местных. Не сезон для туристов, автобусы с которыми обычно запруживают Хэньаньлу. Чайный дом Хусинтин расположился рядом с Мостом Девяти Поворотов, если он правильно помнит. Сердце Озёрного Павильона, расположенное в воде, наполненной изумрудными водорослями и листьями лотоса. Чай Лунцзин здесь дорогой. Дешевле, чем Усинлин… всего пятнадцать фен за чайник, и горячей воды можно доливать, сколько влезет. В Хусинтин платишь ещё и за сервис, за фарфоровые чашки и белые простыни. Когда ты влюблён, тебе всё равно, это как предварительные игры. Когда ты не влюблён, когда ты идёшь по рабочим делам… тебе плевать на такие штуки. Фарфор, белые скатерти… они не стоят лишних фен, потому что тебе на них посрать.

Жэньтан сидит в дальнем углу Хусинтин, пьёт чай и ест перепелиные яйца. На его лице господствуют громадные очки в чёрной оправе, будто каждый глаз показывают на экране маленького телевизора. От чая одна линза запотела до матового цвета. Он не поднимает взгляд.

— Кто эта женщина?

— Тебе незачем знать.

Пиао пододвигает стул Барбаре, потом садится сам. Жэньтан чистит перепелиное яйцо, скорлупа второй кожей покрывает пальцы. Взгляда так и не поднимает.

— Мне незачем знать! Как бы я хотел вообще не знать об этом вашем деле! Это же пиздец…

Он пьёт чай, почти допивая до дна; угольный обрезок листа прилепился к белизне фарфора.

— …Дао-мэй, Пиао. Дао-мэй…

Он поднимает глаза. Чёрные, нервные, запертые за стеклом, накрытые отражениями ветвей обезглавленных чёрных деревьев из окна напротив.

— …знаешь, как тебя зовут в управлении. «Непруха». Вокруг тебя все умирают. Это твоё дело Хуанпу, куда ты и меня втянул. Никто не знает ничего, но все обсуждают. Никаких подробностей, только слухи и имена. Имена всех тех, кому рядом с тобой пришёл пиздец…

Он наклоняется вперёд. Дыхание пахнет нерождёнными перепелами.

— …Сунь, ты, конечно, держишь меня за яйца, но не втягивай меня в это. Ещё не поздно. Я не хочу помогать тебе, и никто не хочет.

Дао-мэй. Слово жалит Пиао. Дао-мэй, разговорное обозначение менструации. И заодно «непрухи». Он сам тысячу раз говорил его, ставя свою женщину на место. Говорил его прямо вот в этом заведении. Он сожалеет, вспоминая одинокую слезинку, скатившуюся по щеке, под вороновым крылом волос.

— Ты хочешь подробностей, я тебе всё расскажу. Хочешь знать, почему я так упираюсь, я тебе объясню.

— Ничего я не хочу знать. Нельзя мне было приходить. Если за тобой следят, мне п…

Он встаёт со стула, ладонью защищаясь от слов старшего следователя.

— Сядь.

Пиао крепко держит Жэньтана за локоть, усаживает его обратно. Перепелиные яйца катаются по столу.

— Всё в порядке?

Барбара переживает, одной рукой закрывает чай, другой собирает яйца. Пиао не обращает на неё внимания. Его лицо так близко прижато ко лбу Жэньтана, что он касается его очков.

— Подробности. Я веду расследование по восьми трупам, найденным в реке. Я знаю личности троих. Ради остальных пятерых я и привлёк тебя. В процессе расследования убили ещё четверых. Одним из них был Вэньбяо, молодой сотрудник БОБ. Ты слышал об этом?

Жэньтан кивает.

— А про брата Яобаня?

Очередной кивок.

— Остальные двое. Один из них был моим двоюродным братом…

Старший следователь обеими руками подтягивает лицо Жэньтана, держит его прямо перед собой. Стёкла очков затуманиваются с каждым словом.