Глаз дракона

— Но всегда средство укротить того, кому выгодно притвориться непонятливым, — усмехнулся целитель, — с юной госпожой не стоит лукавить, друг мой. Придворная жизнь решительно испортила твой характер.

— Я был обязан возместить его величеству твой поспешный отказ, — парировал Тин-Е.

— Ты ещё не устал за десять лет взывать к моему чувству долга? — рассмеялся целитель.

Собеседник вздохнул преувеличенно печально.

— Устал, ибо трудно взывать к несуществующему. Кстати, твой повар тоже устал почтительно взывать к твоей милости.

— Прошу к столу, — спохватился хозяин.

Замечательная картина — два красивых старика в строгих тёмных камзолах, день и ночь. Чёрные до синевы волосы гостя, тёмные глаза под прямыми бровями, чеканные черты лица, улыбка записного сердцееда. Есть на свете такие мужчины, которым возраст только оттачивает внешность и награждает безусловным обаянием, немыслимым в юные годы. Этот старик как раз из таких. Ухоженные руки царедворца ловко и красиво управляются со столовыми приборами и, кстати, удобство вилки он оценил сходу.

Пока мою тарелку наполняли чем-то вкусно пахнущим, я словно впервые, рассматривала «нашего» лекаря. Серебряная грива волос, синие глаза на длинном лице, резкие носогубные, золотая целительская серьга-гвоздик в правом ухе, руки, покрытые застарелыми следами не то ранений, не то опасных опытов, в том числе отмечаю и следы химических ожогов… Я и говорю, оба друга — это день и ночь, то есть рабочий день и бездельница ночь.

Я разулыбалась собственным мыслям, поэтому целитель сразу спросил о причине столь радостной улыбки.

— Дорогой мастер, вы оба противоположны друг другу, как день и ночь, — рассмеялась я, — просто подумала об этом.

— Думаю, что не только об этом, — прищурился Тин-Е.

— Конечно, наш целитель работяга-день, а вы…

— Бездельник-ночь, можете не продолжать, — бархатный баритон сделался ворчливым.

И все трое закатились просто неприличным хохотом.

А десерт оказался и в самом деле вкуснейшим, лёгкое фруктовое то ли пюре, то ли мусс из варики, залитый чем-то вроде взбитых сливок, всё охлаждённое, тающее во рту.

— Как вы находите десерт, юная госпожа? — Тин-Е деликатно отстранился от предложения добавки.

— Если не возражаете, в следующий раз ограничимся только десертом, — предложила я.

Понимающий смех собеседников сделал приятный вечер по-настоящему тёплым. После ужина хозяин пригласил нас в кабинет, причём, господин Тин-Е предвкушающе потер ладони. Понятно, маги откушают старое вино из Аргуна, а мне снова поставят большое блюдо со сладостями.

Впрочем, это не главное, старый царедворец явно готов сделать выгодное предложение юной госпоже. Откуда следует? Ну… не зря же меня вторично так обхаживают в гостях. Правда, в башку благоразумно не лезут, да и вообще этот постаревший казанова ведёт себя гораздо вежливее, чем в прошлый визит к «старому другу».

Прекрасно помню, как хищно изменилось красивое лицо дорогого гостя, стоило ему увидеть, как я машинально раскатала в колбаску кусок железа, непринуждённо вынутый из кармана. Господин царедворец только что стойку не сделал, как породистый пойнтер. Нисколько не сомневаюсь, он быстро сложил два и два, сделал нужные выводы, поэтому, как говаривал мой первый муж, нашему доктору не удалось уйти в отрицаловку.

Сама виновата, кто меня дёргал лепить ту странную посудину, похожую на чашку Петри, да ещё в его, Тин-Е, высоком присутствии? Так что я не слишком сетовала на промах целителя с пресловутой клятвой.

Но больше всего мне интересно, что такого этот маг и аристократ может предложить нищей простолюдинке? Герсил обмолвился, что высокий господин помимо магии разума практикует необычное целительство, для чего создаёт некие артефакты, в которые неведомым способом помещает нужную последовательность лечебных рун.

Артефакты, значит… Ну вот вам и разгадка — я могу рассчитывать на персональное ученичество под руководством не самого бесталанного специалиста в артефакторике. А оно мне надо?

— Ваше лицо так неприятно изменилось, юная госпожа, — целитель Гертен пригубил чёрное вино.

— Не удивительно, — господин Тин-Е проследил за моей рукой, машинально принявшей немалый вес моей змейки.

Точнее, это уже не змейка, а целая змеища, если она находится в подлинном облике. Но чаще всего она показывается маленькой и неопасной змеюшкой, этакой забавной игрушечкой, сверкающей крошечными алыми глазками на потеху окружающим. И уж если она выползла в истинной форме Нагайны, то, видимо, дело пахнет керосином. Давненько подозреваю, что она способна принимать и анализировать не только мои эмоции, но и всех прочих, особенно, если они находятся в пределах видимости.

— Что это с ней? — поразился наш целитель.

— Предупреждает, что шутки кончились, — ответила я, — теперь любое резкое движение в мою сторону может закончиться весьма неприятным образом.

— И каким же? — гость явно искренне заинтересовался.

— Понятия не имею. Нагайна сама избирает стратегию защиты и нападения.

— Нагайна? Это имя?