Глаз Охотника

— Грани кристалла, Додона.

— Нет, дитя мое, не то. Взгляни шире. Все обойми своим взглядом! Каков рисунок?

Фэрил изо всех сил попыталась взглянуть шире. Сначала у нее ничего не получилось, и все слилось перед ее мысленным взором. Но затем…

— Ой, что-то вроде пчелиных сот, Додона. Шестигранный орнамент, заполняющий все вокруг.

— Молодец. Кое-что ты увидела… но не всё. Вглядись в орнамент повнимательнее.

Теперь Фэрил знала, что искать, и старательно озиралась по сторонам, пока они с Додоной продолжали падение.

— Кажется, что этих орнаментов из пчелиных сот целых три. И они связаны между собой, переплетены.

Старик радостно потер руки:

— Вот именно, три орнамента связаны вместе. Но и это еще не все. Дай мне руку, я поведу тебя.

И снова продолжилось падение, и снова Додона крикнул:

— Подождите!

Араван решительно покачал головой:

— Еще нельзя.

Гвилли в отчаянии ломал руки.

— Но, Араван, уже целый день прошел.

— Неважно, Гвилли: еще не время.

Урус вернулся из лагеря, который друзья перенесли поближе к кругу из кандровых деревьев, и спросил:

— Мы еще что-нибудь сделать можем?

Гвилли тяжело вздохнул, а эльф ответил:

— Только наблюдать и заботиться о ней.

Додона полетел в угол, образованный двумя гранями, дамна за ним. Чем ближе они подлетали, тем шире становились плоскости.

— Да ведь это… — сказала Фэрил. — Это же… пирамида. Трехгранная пирамида.

— Если считать с нижней плоскостью, то четырехгранная. Взгляни наверх. Взгляни вниз.

Вершины треугольников, смыкавшиеся над головой, терялись где-то в вышине, другие их грани устремлялись вниз, и каждая из них являла собой плоскость, окно, зеркало.

Грани кристалла отражали их самих — Фэрил и Додону — в их бесконечном полете вперед, туда, где поблескивало, то загораясь ярче, то затухая, нечто крошечное; в самом центре пирамиды переливалась крупинка, отличная от всех остальных. В ней полыхало нечто круглое, шар внутри других шаров.

И вот они подлетели к целому пучку, созвездию шаров, каждый из которых был составлен из крошечных крупинок, искрящихся, блестящих, связанных между собой.

— Подождите!

Все думали о том, что в ответ произнес Халид, — он лишь высказал мысли остальных:

— У нас осталось совсем мало времени. Если быть точным, всего два дня.

Араван пожал плечами.

— Вот что открылось мне, дитя мое: этот блеск и есть суть мироздания, это ядро… начало и конец. В нем сконцентрировано все, что было, что есть и что будет. Все: огонь, вода, ветер, земля, воздух — создано из этого вечного материала. Все: ход времен, бесконечность космоса, пульсация энергии.

Фэрил в недоумении воззрилась на вьющиеся, переплетающиеся искорки:

— Все-все, Додона? И разум, и душа, и дух, и заботы сердца? Неужели все это тоже не более чем причудливый орнамент из искр?

Старик задумался, но вскоре продолжал:

— Ах, голубушка моя, ты добралась до самых сокровенных тайн. На эти вопросы ответов я не знаю, но ищу постоянно, — И снова старик поднял лицо кверху: — Подождите!

Халид сказал, обращаясь к Риате:

— У нас остался только день, но я могу прибавить к нему еще семь.

Эльфийка с интересом взглянула на королевского стража:

— Но как?

Халид махнул рукой на север:

— Если я возьму с собой только своего быстроногого хаджина и хаджина Рейго на смену, две фляги с водой и немного еды, я смогу проделать обратный путь до Сабры за шесть дней, а может быть, и быстрее. Хаджины могут за день проходить сто миль — и так несколько дней.

Риата кивнула:

— План хорош. Если Фэрил не очнется в ближайшие сутки, нам придется прибегнуть к нему.

Они парили теперь перед одной из граней кристалла и пристально вглядывались в казавшуюся посеребренной поверхность.

Вид за пределами грани представлял собой багрового цвета цитадель в горном ущелье; вид рядом — изможденного человека, закованного в кандалы; вид позади — крепость в горах.

Додона заговорил:

— Время застыло в кристалле, но все времена можно различить. За пределами грани будущее, причем не то, что обязательно должно произойти, а то, что может случиться.

Позади — прошлое, часто замутненное различными образами, противоречивыми изображениями.

Рядом — настоящее, преломленное через собственное отражение, которое зачастую мешает разглядеть другие картины.

Фэрил присмотрелась к собственному отражению, потом к серебристому блеску — отражению Додоны. Внезапно она увидела истинную сущность прорицателя и осознала — каким образом, дамна сказать не смогла бы, — что он способен принять любое обличье, какое только пожелает: ребенка, старика, эльфа, мужчины, женщины…

Додона засмеялся:

— Вижу, ты разгадала один из моих секретов.

— Да ты оборотень, прямо как Урус!

— О нет, дитя мое, я гораздо могущественнее.

Фэрил захлопала в ладоши от радости:

— Здорово. Вот я, например, всю жизнь мечтала летать как сокол…

Крика Додоны дамна уже не услышала, ибо превращение началось.