Глаз Паука

…Плеск воды, теплый песок, шелест ветра, аромат трав, нежность кожи, легкость движений. Гордость Творца.

…Долгая беседа, оплывшая свеча, внимательный взгляд, чистый лист. Восторг познания.

…Морозный день, горящий камин, крепкий эль, перебор струн, золото волос. Радость встречи.

…Черные крылья, черные вести, одинокий всадник в бескрайней ночи. Горечь утраты.

…Три и Семь, Радуга и Венец. Благие намерения, завистливые взгляды, злые речи, лживые слова. Мерзость предательства.

…Ветер рвет багряный стяг на серебряной башне. Восьмиконечная крылатая звезда на темном багрянце, гранит бастионов, белая молния меча. Упоение битвы.

…Тяжесть оков, каленое железо, ярость палачей. Позор поражения.

…Одиночество. Боль. Безумие. Пустота. Ужас изгнания.

…Восемь тысяч лет. Восемь тысяч!..

Теперь – он знал. Вспомнил. Вспомнил себя.

…Странный человек с изуродованным лицом – лишенный Силы маг или забывший себя воин, безумец, дерзнувший потревожить Око Бездны – исчез, сгинул неведомо куда вместе с талисманом. А там, где он только что стоял, распахнулось окно в Вечную Ночь, и в этом окне грузно ворочалось Нечто. Непостижимо огромное, черно-багровое, мигающее искрами далеких звезд.

Это длилось два-три удара сердца. Никто не издал ни звука – настолько неожиданно все произошло и настолько сильным было изумление – но этих пары мгновений загадочной Тьме хватило, чтобы развеять бесследно все проявления магии в подземном чертоге. Не стало призрачной вуали вокруг алтаря, обратились в прах последние неупокоенные, зашевелилась и вздохнула Клелия, погасло лезвие кинжала Кайлиени. (И Эсма Халед приоткрыла глаза, чего никто не заметил.) Потом дохнул ледяной ветер, принеся из невообразимой дали (миров? времен?) тяжелый железный лязг (цепи? ворота?), рванул, едва не погасив, пламя светильников, и на прежнем месте появился Хасти, белый как полотно и еле держащийся на ногах. Да еще Око Бездны по-прежнему парило над каменным кубом, сверкая, как маленькое зеленое солнце.

– Я вспомнил, – прохрипел Одноглазый. – Я все вспомнил! Я…

В следующее мгновение произошли сразу три вещи.

Раздался чудовищный рев, пронизавший весь громадный дом до самой крыши и слышный, должно быть, далеко за пределами поместья. Даже наверху этот жуткий звук весьма впечатлил месьора Рекифеса и его спутников, в подземелье же он был подобен грому. Вслед за тем от сильного удара вздрогнул каменный пол под ногами. Освещающие зал факелы погасли, опрокинулась половина масляных ламп. Кое-где в зале начал рушиться свод. Искатели Истины, вопя, бросились врассыпную. Их бегству ничего более не препятствовало, и, похоже, юноши и девушки из богатых семей были сыты запрещенным волшебством по горло. Все, чего им сейчас хотелось – побыстрее и подальше убраться с «Альнеры».

И никто не стал их задерживать – потому что гигантский паук из черного мрамора зашевелился, пытаясь выбраться на свободу из каменного плена. А из мрака вылетел здоровенный, как буйвол, туранец в серой кабе и с тяжелым ятаганом в руке.

* * *

– Что происходит? Хасти, какого демона ты творишь?!

– Помогите! Уберите от меня это!

– Проклятье, сматываемся отсюда! Где выход?

Орали все, кто во что горазд, и не слыша притом друг друга. Рейф кричал, что надо взяться за руки и всем пробираться к выходу; Аластор требовал, чтобы ему помогли вынести беспомощную Клелию; Кодо требовал, чтобы ему отдали на растерзание Аластора, а там будь что будет; Трижды Повешенный ничего не требовал, а просто ругался последними словами. Толчки продолжались. Дальний конец зала утонул во тьме, и неясно было, есть ли еще выход или он уже завален наглухо грудами камня, рухнувшего с потолка. В режущем глаз свете Ока было видно, что огромный паук уже выпростал две передние лапы размером с лошадиную ногу и пытается приподнять чудовищное туловище.