Глаз тигра. Не буди дьявола

Под заинтересованным взглядом Гаттри я нацепил маску, перчатки, прихватил небольшую устричную сеть, тяжелую монтировку и прыгнул за борт. Под нами было сорок футов воды, и приятно было узнать, что мне по-прежнему хватает дыхалки, чтобы опуститься на дно и наломать полную сетку здоровенных двустворчатых моллюсков за один нырок. Почистив их на передней палубе, я припомнил наставления Чабби, выбросил пустые раковины за борт, старательно протер доски шваброй и отнес полное ведро свежего мясца на камбуз, где моллюски отправились в кастрюлю, а компанию им составили вино, чеснок, соль, пригоршня молотого черного перца и щепотка красного. Накрыв кастрюлю крышкой, я поставил ее на слабый огонь и вернулся на палубу.

Гаттри по-прежнему сидел в рыбацком кресле.

– Что такое, начальник? Заскучал без девочки? – заботливо спросил я. – Оно и понятно, лупцевать тут некого.

Он задумчиво прищурился, пытаясь сообразить, откуда мне известно о вчерашнем.

– Длинный у тебя язык, Брюс. Когда-нибудь подрежут.

Убивая время, мы то и дело обменивались подобными любезностями, но старались не повышать градус беседы. Наконец, когда на берегу появились две подвижные и голосистые фигурки, я снялся с якоря и поплыл их забирать.

Едва взобравшись на борт, они крикнули Гаттри и ушли на переднюю палубу, где устроили очередной сеанс групповой терапии. Все сильно волновались, но Джимми – сильнее остальных: жестикулировал, показывал на проток, говорил тихо, но жарко и убедительно. В кои-то веки все трое пришли к согласию, но к тому времени, как они договорили, нам оставался один лишь час солнечного света. Мейтерсон настаивал, чтобы мы и вечером продолжили наши изыскания, но я ответил решительным отказом: не было никакого желания ерзать тут по темноте, да еще во время отлива.

Твердой рукой я отвел «Танцующую» к безопасной бухте по другую сторону пролива, и к тому времени, как солнце ушло за пылающий горизонт, моя красавица уже мирно стояла на двух тяжелых якорях, а я сидел на мостике, наслаждаясь последними мгновениями дня и первым вечерним скотчем. Из каюты у меня под ногами доносился беспрестанный ропот: кто-то высказывал предположения, а потом вся троица их обсуждала. Я не обращал на них внимания, даже к вентилятору не стал подсаживаться, но потом в ушах у меня зазвенели первые москиты-разведчики, я спустился вниз, и в каюте тут же иссякли темы для разговоров.

Опрокинув второй стаканчик, я подал рагу из моллюсков с печеным ямсом и ананасовым салатом, и все молча сосредоточились на еде.

– Вот это да! – наконец выдохнул Джимми. – Даже сестра так не умеет.

Я ответил ему усмешкой. Наш юный Джеймс оказался гурманом. Что греха таить, в кулинарии я силен и очень этим горжусь.

Проснулся я за полночь и вышел проверить якоря. Они держались как влитые, и я остался на палубе полюбоваться луной.

На «Танцующую» снизошла великая ночная тишь, разве что перешептывалась с бортом легкая зыбь, а вдали погромыхивал прибой: громадные валы, накатывая с океана, разбивались о коралловые выступы Артиллерийского рифа на гром и белые брызги. Меткое название: от глухих ударов, в точности похожих на размеренные орудийные залпы, содрогался весь организм.

Луна омывала пролив мерцающим серебром, подсвечивая лысые макушки Дедов, и те сияли, как слоновая кость, а между ними вздымались из лагунных вод ночные туманы и корчились, словно души обреченных на вечные муки.

Вдруг я уловил за спиной шорох и развернулся. Гаттри подошел беззвучно, как скрадывающий добычу леопард. На нем не было ничего, кроме тесных коротких трусов, тело поджарое, мускулистое и совершенно белое в лунном свете. В опущенной руке у правого бедра он держал свой «сорок пятый», большой и черный. Пару секунд мы смотрели друг на друга, а потом я расслабился.

– Знаешь что, любовь моя? Пора бы тебе успокоиться. Пойми, ты совсем не в моем вкусе, – объяснил ему я, но из-за адреналина в крови голос прозвучал жестковато.

– Когда придет время тебе засадить, Флетчер, я вот что тебе засажу, – усмехнулся он и показал мне пистолет. – Засажу до упора, сынок.

Позавтракали до восхода. Я забрал на мостик кружку кофе и повел «Танцующую» по лагуне к открытому морю. Мейтерсон сидел в каюте, Гаттри лениво развалился в рыбацком кресле, а Джимми стоял рядом, втолковывая мне задачу на сегодняшний день, он был напряжен и, казалось, подрагивал от волнения, словно молодой подружейный пес, учуявший дичь.

– Можно прицельный компас? – попросил он. – Замерю позицию по верхушкам Дедов, а там скажу, что делать дальше.

– Лучше дай мне исходные данные, Джим, а я проложу курс и доставлю вас на место, – предложил я.

– Нет, кэп, давайте сделаем, как я говорю, – грубовато ответил он, и я вспыхнул, не сумев скрыть раздражения:

– Ладно, будь по-твоему. Как погляжу, ты в скаутах до орла дослужился.

Он покраснел, отошел к левому борту и стал рассматривать холмы через визир компаса. Минут десять спустя опять подал голос:

– Можно на пару румбов левее, кэп?

– Запросто, – усмехнулся я, – но тогда налетим на оконечность Артиллерийского рифа и распорем катеру брюхо.