Глаз тигра. Не буди дьявола

С глубокой горечью в голосе он покаялся в том, что приход Себастьяна случился так неожиданно, что застиг его врасплох. Дело в том, что он ждал посещения экспедиции по сбору налогов еще только через два месяца и не успел позаботиться о том, чтобы подальше припрятать свое богатство. В земляном полу его хижины было закопано почти тысяча серебряных португальских эскудо и в полтора раза больше золотых немецких марок. Торговля его деревни вяленой рыбой, выловленной сетями в Рувуме, была поставлена на широкую ногу и приносила приличную прибыль.

Теперь он с жалким видом поднялся на дряхлые колени и подал знак двум своим женам поскорей тащить табуретки и тыквенные бутылки с пальмовым вином.

– Год выдался ужасный, ужасный: стихийные бедствия, эпидемии, голод, – начал М’топо заранее заготовленную речь, когда Себастьян уселся и слегка подкрепился.

Речь его продолжалась пятнадцать минут, и Себастьян уже довольно неплохо владел суахили, чтобы понимать рассуждения старика. Они глубоко тронули его душу. А под влиянием пальмового вина, а также своего нового, радужного взгляда на жизнь вообще он почувствовал глубокое благорасположение к этому старику.

Пока М’топо говорил, остальные жители деревни потихоньку рассосались и забаррикадировались в своих хижинах. Когда происходит отбор кандидатов в петлю, лучше всего не привлекать к себе излишнего внимания. И над деревней повисла скорбная тишина, нарушаемая лишь жалобным плачем грудного ребенка да препирательством двух шелудивых дворняжек за право обладания куском рыбьей требухи.

– Манали, – нетерпеливо перебил Мохаммед стариковское перечисление бед, свалившихся на деревню. – Позволь мне обыскать его дом.

– Погоди, – остановил его Себастьян.

Озираясь вокруг, он заметил под одиноко растущим посередине деревни баобабом примерно дюжину грубо сработанных носилок. Он встал и двинулся прямо к ним.

Увиденное там настолько ужаснуло Себастьяна, что у него перехватило горло. В каждых носилках лежало по человеческому скелету, кости которого все еще были покрыты тонким слоем живого мяса и кожи. Здесь вперемешку лежали совершенно голые мужчины и женщины, но они были настолько истощены, что почти не представлялось возможности определить их пол. Животы их ввалились до позвоночника, локти и колени на тонких, как палки, конечностях являли собой огромные, уродливые узлы, отчетливо выпирало каждое ребрышко, лица со съежившимися губами скалили зубы в злобной, насмешливой улыбке. Но настоящий ужас представляли ввалившиеся глазницы: широко раскрытые веки застыли без движения, а глаза светились, как красные мраморные шарики. В них не было ни зрачков, ни радужной оболочки, одни только, словно отполированные, глазные яблоки цвета крови.

Себастьян торопливо сделал шаг назад, чувствуя, как в животе поднимается и подступает к горлу волна тошноты. Не доверяя своей способности сейчас говорить, он жестом подозвал к себе М’топо и показал на тела.

М’топо бросил на них равнодушный взгляд. Эта картина для него была настолько обыденна, что он даже не очень-то помнил о существовании этих людей. Деревня была расположена на самой границе так называемого пояса обитания мухи цеце, и он с детства привык видеть лежащих под баобабом больных летаргическим энцефалитом или, иначе, сонной болезнью, находящихся в состоянии комы, которая предшествует смерти. Он никак не мог понять, чем так озабочен Себастьян.

– Когда… – начал было Себастьян, но голос его дрогнул, и, прежде чем продолжить, он судорожно сглотнул. – Когда эти люди в последний раз ели?

– Не так уж давно, – ответил М’топо, озадаченный этим вопросом.

Всякий знает, что, как только таким больным придет время уснуть, в пище они больше не нуждаются.

Себастьян не раз слышал о том, что люди порой умирают от голода. Так бывает в таких, например, странах, как Индия, но здесь он впервые столкнулся с таким фактом. Внезапно его охватило чувство отвращения.

Перед ним был неопровержимый факт, говоривший о том, что М’топо его не обманывал. Это был настоящий голод, которого, как он сам прежде считал, здесь не существует, – а он сейчас пытается отнять у этих людей деньги!

Себастьян медленным шагом вернулся к своей табуретке и сел. Снял с головы тяжелый шлем, положил на колени и так сидел, с несчастным видом уставившись на свои ноги. Чувство собственной вины и сострадания сделало его беспомощным и бессильным.

В свое время Флинн O’Флинн скрепя сердце снабдил Себастьяна сотней эскудо на путевые расходы – мало ли какие могут возникнуть чрезвычайные обстоятельства до того, как он произведет свой первый сбор. Часть их пошла на оплату лодок при переправе через Рувуму, но восемьдесят эскудо еще оставалось.

Из бокового кармана Себастьян извлек табачный кисет, где он хранил эти деньги, и отсчитал половину.

– М’топо, – проговорил он приглушенным голосом. – Возьми эти деньги. Купи для них еды.

– Манали! – протестующе взвизгнул Мохаммед. – Манали, не делай этого.

– Заткнись! – рявкнул на него Себастьян и сунул горсть монет М’топо. – Бери!