Глаз тигра. Не буди дьявола

Вдруг где-то рядом раздался тихий шелест, и он быстро повернулся в ту сторону. Роза стояла совсем близко, солнечные лучи, пробиваясь сквозь листья, падали на нее золотистыми пятнами, оставляя у Себастьяна ощущение нереальности происходящего, фееричности, сказочности ее появления здесь.

– Мне хотелось дать тебе что-нибудь с собой, прощальный подарок, чтобы ты не забывал меня, – тихо сказала она. – Но ничего такого в голову так и не пришло.

Роза шагнула вперед, протянула руки и, приблизившись, поцеловала его.

24

Себастьян Олдсмит переправился через ручей – голова у него кружилась от совершенно потрясающего чувства благорасположенности и любви ко всему человечеству.

Мохаммед очень тревожился за Себастьяна. Он и раньше подозревал, что с парнем может случиться рецидив малярии, и внимательно присматривался к нему, не появится ли явных симптомов болезни.

Цепочка аскари и носильщиков во главе с Мохаммедом уже успела дотопать до переправы через Рувуму, и только здесь до него вдруг дошло, что с ними нет Себастьяна. Страшно разволновавшись, он взял с собой двух своих воинов и поспешил обратно по тропинке, вьющейся сквозь заросли колючего кустарника и обломки горной породы, каждую минуту опасаясь наткнуться на семейство львов, с рычанием растаскивающих на части обезображенное тело юноши. Они уже почти добрались до водопада, как вдруг увидели Себастьяна, весело шагающего по тропе им навстречу: каждая черточка его правильного лица так и светилась, он был явно охвачен некой эйфорией. Великолепная военная форма его была изрядно помята, на коленях и локтях виднелись свежие пятна, оставленные влажной травой, к дорогой ткани прилипли опавшие листья и кусочки сухой травы. Из всего этого Мохаммед сделал логичный вывод, что Себастьян либо споткнулся и упал, либо почувствовал приступ болезни и прилег немного отдохнуть и прийти в себя.

– Манали! – встревоженно вскричал Мохаммед. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Лучше не бывает – никогда в жизни я так себя хорошо не чувствовал, – заверил его Себастьян.

– Но ты лежал на земле, – укоризненно сказал Мохаммед.

– Сукин сын! – воскликнул Себастьян, заимствуя это выражение из словаря Флинна. – Сукин сын, повтори это еще раз, а потом еще раз!

Он хлопнул Мохаммеда по спине с таким исполненным доброты чувством, что тот едва устоял на ногах. И больше Себастьян не сказал ни слова, только каждую минуту улыбался и в изумлении мотал головой. Мохаммеда все это серьезно тревожило.

Они наняли несколько лодок, пересекли Рувуму и на противоположном берегу остановились на ночевку. В течение ночи Мохаммед дважды просыпался, вылезал из-под одеяла и подползал к Себастьяну проверить его состояние. И оба раза убеждался, что Себастьян спокойно спит и серебристые лунные лучи освещают улыбку на его губах.

В середине утра Мохаммед остановил отряд в чаще леса и вернулся в хвост, чтобы переговорить с Себастьяном.

– Вон там, сразу за опушкой, находится деревня М’топо, – сообщил он, протягивая руку вперед. – Уже виден дым костров.

Над деревьями действительно тянулись сероватые пятна дыма, издалека доносился лай собаки.

– Хорошо. Я понял. Сейчас пойдем дальше.

Себастьян с трудом натянул сапоги и нахлобучил на голову шлем.

– Сначала я пошлю вперед аскари, они должны окружить деревню, – сказал Мохаммед.

– Это еще зачем? – удивленно посмотрел на него Себастьян.

– Иначе, когда мы явимся, там уже никого не будет.

За время службы в германской императорской армии Мохаммед не раз побывал в подобных экспедициях по сбору налогов.

– Ну что ж, если ты считаешь, что это нужно… – неуверенно согласился Себастьян.

Через полчаса в маскарадной форме немецкого офицера Себастьян с важным видом вошел в деревню М’топо, и прием, который оказали ему жители, вселил в его душу некоторое смятение. Его торжественный вход сопровождался поистине ужасающим хором горестных жалоб и причитаний двух сотен человеческих существ. Некоторые стояли на коленях, и все до единого заламывали перед ним руки, стучали кулаками в грудь и демонстрировали иные знаки переживаемых ими глубочайших страданий. На другом конце деревни под охраной Мохаммеда и двух аскари его поджидал сам М’топо, старейшина и вождь деревни.

М’топо был уже глубокий старик с шапкой седых волос на голове и истощенным телом – как говорится, кожа да кости. Один глаз его остекленел от так называемой тропической офтальмии. Он явно пребывал в весьма возбужденном состоянии духа.

– Я падаю ниц перед тобой, о великолепный и милостивый господин, – приветствовал он Себастьяна и распростерся перед ним ниц.

– Послушай, ты понимаешь ли… это вовсе не обязательно, – пробормотал Себастьян.

– Вся моя бедная деревня говорит тебе: «Добро пожаловать», – продолжал скулить М’топо.