Глаз тигра. Не буди дьявола

Бросив взгляд на люк, я убедился, что Шерри за мной не подсматривает, и дернул потайной рубильник электросистемы. Теперь никто не сможет завести «Танцующую», пока меня не будет на борту.

Я поднялся, вышел в кокпит и свесил за корму трапик для спуска в воду. Потом, облачившись в неопреновый гидрокостюм без рукавов, но с капюшоном, нацепил утяжеляющий пояс, подвесил нож, надел ласты и панорамную маску «Немрод».

Закинув за спину баллоны, я взял бухту тонкого нейлонового троса и прицепил ее к поясу.

– Что будет, если ты не вернешься? – впервые насторожилась Шерри. – В смысле, что будет со мной?

– Иссохнешь от тоски и умрешь, – объяснил я и отправился в воду: не эффектно кувырнувшись за борт спиной вперед, но чинно спустившись по лестнице, что больше подходит моему возрасту.

Вода была прозрачной, как горный воздух, и я, погружаясь, видел дно в мельчайших подробностях, хотя до него оставалось пятьдесят футов.

В пятнах солнечного света коралловый ландшафт переливался небывалыми цветами и оттенками. Я опускался ниже, оставляя позади все возрастающую толщу воды. Рельефные очертания смягчились, смазались и наконец зарябили мерцающими самоцветами мириад тропических рыб: вымоины и высокие коралловые башни, а между ними целые поля взморника и полоски ослепительно-белого кораллового песка.

Ориентиры я тогда приметил на удивление верно, хотя уже терял сознание от кровопотери: якорь «Танцующей» едва не задел брезентовый сверток. Тот покоился на одной из покрытых коралловым песком проплешин, похожий на неведомое морское чудище: зеленый, приземистый, свободные концы веревок шевелятся в воде, будто щупальца.

Я присел рядом, и орды крошечных рыбок в зебристую черно-золотую полоску собрались вокруг в таком количестве, что какое-то время я разгонял их, выдувая пузыри и страшно размахивая руками, и только после этого сумел приступить к делу.

Отцепил от пояса нейлоновый трос, несколькими полуштыками крепко привязал один конец к свертку и стал медленно подниматься, не забывая стравливать линь. Вынырнув в тридцати футах за кормой «Танцующей», я подплыл к лестнице, взобрался на кокпит и привязал второй конец троса к подлокотнику рыбацкого кресла.

– Что нашел? – взволнованно спросила Шерри.

– Пока не знаю, – ответил я.

Я устоял перед искушением вскрыть сверток на дне. Хотел полюбоваться на выражение ее лица, когда буду разворачивать брезент. Решил, что оно того стоит.

Снял акваланг, гидрокостюм и, прополоскав все в чистой воде, аккуратно убрал на место. Мне хотелось подольше пощекотать ей нервишки.

– Черт возьми, Гарри, ну давай уже поднимать! – наконец, взорвалась она.

В тот, первый раз мне, бессильному, показалось, что сверток тяжелее всего мироздания. Теперь же я встал у планшира, собрался с силами и начал выбирать линь. Да, вещица оказалась увесистой, но не до невозможности. Я сматывал мокрый трос, работая запястьями на манер ловцов тунца.

Промокший зеленый брезент, исходя каскадами воды, вырвался на поверхность. Я перегнулся через борт, ухватился за узловатую веревку и рывком вытащил сверток из океана – он по-металлически грузно звякнул о деревянную палубу кокпита.

– Открывай! – нетерпеливо скомандовала Шерри.

– Слушаюсь, мэм, – отозвался я, вытащил из поясных ножен бритвенно-острый разделочный нож и рассек веревки, потратив на каждую не больше одного движения.

Отбросил в сторону задубелый складчатый брезент, и Шерри энергично подалась вперед. Я следил за ее лицом. Она узнала этот предмет, узнала раньше меня, и алчный уголек вспыхнул пламенем торжества, но ликование тут же скрылось за пеленой нерешительности: дескать, ничего не понимаю…

Отлично сыграно. Она была талантливой актрисой. Не будь я внимателен, непременно пропустил бы столь быстротечную смену эмоций.

Я опустил глаза на непритязательный предмет, уже ставший причиной трех смертей и одного тяжелого ранения, – удивился и озадачился, и на меня нахлынуло горькое разочарование, – я ожидал увидеть что угодно, но только не это.

Нижняя половина предмета оказалась изъедена, словно ее обработали пескоструйным аппаратом, выставив напоказ глубоко травленную яркую бронзу, а верхняя осталась нетронута, но сильно потускнела от толстослойного налета зеленоватой патины – вся, кроме проушины для цепи, под которой из-под ржавчины отчетливо проступал образ геральдического нашлемника или его части, а также буквы девиза, исполненные в пышном старомодном стиле. Фрагментарная надпись почти целиком ушла под ломаную линию, ниже которой сохранился лишь яркий изъеденный металл.

Это была массивная бронзовая рында, цельнолитой судовой колокол, весивший, наверное, под сотню фунтов, с рифленым куполом головы и широким конусом устья.