Глаз ведьмы

Этого Жукову делать очень не хотелось: кому же понравится собственными руками накидывать на свою шею удавку срока? И, как опытный игрок, Иван Андреевич предпринял попытку вырваться из тисков захвата.

– Скоро, – ответил он, чем вызвал лишь презрительную гримасу на лице колченогого.

– Это я уже не раз слышал. Конкретнее, пожалуйста, дорогой Иван Андреевич, конкретнее! Вы дали ей и так слишком большую фору!

– Не волнуйтесь, ее найдут.

– Слушайте, что вы уговариваете меня, словно беременную гимназистку, убеждая, что все якобы имеет свойство рассасываться?! Тут ничего не рассосется. Нужны радикальные меры. Хирургические! Опухоль нужно вырезать, а вы тянете самым преступным образом!

Это Жукову понравилось еще меньше: уже слышна открытая угроза? Раньше Николай Семеныч подобного никогда себе не позволял. Значит, его допекло, заставив забыть про осторожность и лишив умения ладить с любыми людьми. Что же, тем хуже для него. Однако Ивану Андреевичу в отличие от оппонента никак нельзя терять осторожности, если он не хочет пополнить коллекцию охотничьих трофеев колченогого и попасть в число тех, кому он помог оказаться на кладбище.

– Николай Семенович, – улыбнулся Жуков с самым покаянным видом. – Я тоже человек, а не Бог! Мы и так взяли под жесткий контроль все ее связи и места возможного появления. Работаем со школьными подругами, знакомыми, однокурсницами и однокурсниками, по месту ее рождения и прежнего жительства выехала бригада надежных сотрудников. Под наблюдением даже временные контакты, которые нам удалось выявить.

– Ну да, все, кроме одного, – саркастически хмыкнул колченогий. – Его-то вы как раз и упустили. Между прочим, вам он, кажется, лично знаком?

– Встречались по службе, – подтвердил Иван Андреевич: зачем отрицать очевидные вещи и нарываться на лишние неприятности? – Но куда он денется? По его следу идут подогретые менты и мои люди. Кстати, есть сведения, что противник тоже его ищет, но с какой целью, установить пока не удалось. Наверное, хотят отправить к праотцам?

– Сначала душу вытрясут, – уже несколько мягче заметил Николай Семенович. – Но мы должны их опередить во что бы то ни стало! Пойми, Ваня, обратного хода нет!

У Жукова вдруг защемило сердце в тоскливом предчувствии приближающейся большой беды. Бывает так, когда еще ничего не случилось, а сердце-вещун уже ноет.

– Сирмайс получил, что хотел, – помолчав, продолжил колченогий. – И, пожалуйста, не притворяйся, что ты этого не знал. Ты знал! Он все-таки сумел обойти нас на вороных и взял вожделенный приз. Это огромные деньги, а Ленька Сирмайс не глупец и непременно поделится, с кем нужно, чтобы его в следующий раз не бортанули. Но я подставил ему ножку!

– Что вы конкретно предлагаете сделать в данной ситуации?

– Что? Тебя стоило бы примерно наказать!

– Не понял, – Иван Андреевич ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Воротник стал душить его, как будто по приказу хромого сзади уже накинули на шею удавку.

Нет, хромой бес, это тебе не простится никогда!

– Не понял? Тебя просили что сделать? Придумать хитрую интригу и провести ее в жизнь, а ты создал непреходящую головную боль и поставил под удар все предприятие, – проскрипел Николай Семенович. – Теперь речь может идти лишь о тотальной войне на уничтожение, а в ней все средства будут хороши. Абсолютно все!

– Иногда достаточно отсечь голову, и туловище падает бездыханным, даже у колоссов.

– Не всегда, далеко не всегда…

Колченогий закурил новую сигарету и съежился в большом мягком кресле, словно хотел согреться.

– Я много раз предлагал вам охрану… – начал Жуков, но Николай Семенович пренебрежительно махнул рукой и заставил его замолчать.

– Охрана? Что охрана?! Если тебя задумали пристрелить или зарезать, отравить или иным способом отправить в лучший мир, то не спасет никакая охрана. Да и откуда ей взяться у меня, человека тихого, скромного и болезненного? Ведь именно так я выгляжу в глазах окружающих. Нет, лучше беречься самому, а то еще придется опасаться и собственной охраны.

Он засмеялся клекочущим смехом, запрокинув назад голову с тонкими редкими седыми волосками, зачесанными на косой пробор, но тут же закашлялся, побагровел и нагнулся, прижав руки к груди.

«Тебе и так не долго осталось, – наблюдая за ним со злорадством и брезгливостью, подумал Иван Андреевич. – Действительно, зачем тебе охрана? Ты прав в своих рассуждениях: днем раньше или днем позже для тебя уже нет никакой разницы. Хотя, как знать, может быть, именно такие, как ты, и отличаются небывалым жизнелюбием?»

Откашлявшись, Николай Семенович вытер губы носовым платком и, с трудом переводя дыхание, сказал:

– Быстролетна жизнь человеческая… Я часто думаю о смерти и теперь даже не знаю: боюсь ее или нет? Тут больше на ум приходит иное. Как туда пойдешь? – он поднял глаза к потолку, и бледная улыбка тронула его тонкие губы. – Тебе, Ваня, тоже не мешает иногда подумать, с чем ты предстанешь перед Господом, если он вдруг задумает внезапно призвать тебя к себе…