Глаз ведьмы

В принципе подполковник, наверное, хороший человек, приятный в общении – вон как медперсонал к нему липнет, – но Никишин заранее невзлюбил его, как только услышал о нем по телефону. Невзлюбил за то, что чуть было не взял из-за него на душу смертный грех. Хорошо, сейчас обошлось, а дальше как? Эта мысль мучила Валерия Николаевича, изводила до осатанения, и он бесился, не зная, к кому и как придраться.

Зато у Сергея с головными болями ушла и непроницаемая темнота, застилавшая память. Словно начала потихоньку приподниматься завеса, скрывавшая прошлое. Нет, Серов прекрасно помнил, кто он и откуда, помнил родителей, родных и знакомых, номера телефонов и даже номер своего пистолета. Помнил все, кроме того, что произошло накануне трагедии, приведшей его на госпитальную койку.

Первое воспоминание, прорвавшееся сквозь туман, показалось ему странным и нереальным – он стоял в чужой кухне, а у его ног, прикованный браслетом наручника к трубе парового отопления, скорчился мокрый и грязный Лев Маркович Зайденберг. А сам Сергей почему-то был в бронежилете, каске, с автоматом и даже в противогазе!

Наверное, это все же не воспоминание, а рожденный в мозгу образ: после убийства Лолы стало ясно, что Зайденберг где-то поблизости, а не слинял за границу, и слишком сильно хотелось достать его и задержать. Вот он и привиделся в таком странном обличье. Как иначе объяснить?

Но возвращавшаяся память упрямо подкидывала одну картинку за другой, и Серов старался увязать их между собой, постоянно прислушиваясь к внутренним ощущениям – не шевельнется ли в мозгах приступ тошнотворной боли? Кажется, нет, тогда нужно рисковать и идти все дальше и дальше, выстраивая в логическую цепочку всплывающие воспоминания. Не ждать же в конце концов, когда ему соизволят раскрыть глаза добренькие медики? Да и знают ли они сами все до мелочей? Откуда им, ведь они не были там, где его положили на носилки и сунули в открытый люк санитарной машины. Это он там был, он все видел, он обязан вспомнить все, каждую деталь: жест, взгляд, шорох…

В один из вечеров он вдруг ясно вспомнил, как поднимался по обшарпанной лестнице старого дома рядом со знакомым майором из спецотряда. На площадке у двери квартиры возились подрывники, и молоденький боец с болтавшимся на груди противогазом изготовился стрелять из гранатомета.

В палате было почти совсем темно, свет давно погасили, только в коридоре тускло светился ночник на столе медсестры, и Серов мог очень живо представить картины из прошлого, лежа с открытыми глазами и глядя в потолок. И прошлое поплыло перед ним, как на экране.

Вспышки автоматных очередей из мрачного провала прихожей, где клубилась пыль и плавали белесые космы слезоточивого газа. Уже знакомая по первому воспоминанию кухня, и опять он увидел там прикованного к трубе наручником Зайденберга. И еще какие-то люди рядом, а потом он тянет Леву к столу и вдруг на них обрушивается непонятная чудовищная сила.

Серов встряхнул головой. Видение исчезло. Однако, похоже, Лев Маркович Зайденберг ему не привиделся, а на самом деле был там? Судя по всему, проводилась операция по его задержанию? Но отчего он вспоминается не иначе, как прикованным к трубе? И кто стрелял из коридора? Да, и вот еще один пока неразрешимый вопрос: почему в мыслях постоянно вертится Фомич, любивший помянуть чужих покойничков?

Вспомнил! Сергей рывком сел и замер – ударит боль в голове или нет? Обошлось! И он с облегчением выдохнул скопившийся в груди воздух. Слава Богу, обошлось!

Итак, Фомич стукнул о Зайденберге, которого взяли в заложники. Точно, все так и было! А Трофимыч не хотел, чтобы они сами освобождали Левку, но предложил загнать информацию в Управление по борьбе с организованной преступностью. Серов настоял на операции и, скорее всего, в ходе нее получил травму. Вот отчего Зайденберг все время вспоминается прикованным к батарее. Тогда к месту майор из спецотряда, стрельба и подрывники. Однако что же произошло в квартире? Ведь они ворвались в нее, это точно, и он не только видел Леву – тот был у него в руках, и Серов собирался выводить пленника. И тут…

И тут словно вновь накидывали таинственное покрывало и хрустальный шар переставал показывать картины случившегося. С каждым днем воспоминания становились все более связными, однако Сергей ни с кем ими не делился и постоянно предпринимал все новые и новые попытки проникнуть за порог тайны, скрывавшей последние сцены перед госпиталем. Но пока безуспешно.

Примерно через неделю Серова перевели в отделение. Он отказался от отдельной палаты и попросился в двухместную. Его соседом оказался трузный отставной пожарный – большой любитель поесть всласть и неисправимый храпун.