Глаза дракона

Питер тоже рассвирепел. Все беды и унижения последних десяти дней вдруг сошлись у него в голове, и на миг – только на миг – ему захотелось убить тюремщика, а не просто научить его правилам хорошего тона.

Когда Бесон повернулся, на него обрушился град ударов правой. Сами удары были несильными, но полтора фунта металла в кулаке Питера превратили их в торпеды. Бесон взревел и опять кинулся на Питера, но тот встретил его прямым в челюсть. Выплевывая зубы и подвывая, тюремщик кинулся к двери. Он забыл, что на него смотрят стражники; забыл о своем гневе; забыл обо всем, кроме простого животного желания выжить. Впервые за свою бытность главным тюремщиком Бесон испытал страх.

Самым страшным оказалось не то, что Питер побил его, Бесона били и раньше, пусть и не заключенные. Его испугал взгляд Питера. Это был взгляд короля, спаси меня, Боже, лицо короля – ярость, пылающая, как солнце.

Питер прижал Бесона к стене и поднял кулак:

– Ну что, брюква, хочешь еще?

– Нет, – пробормотал Бесон быстро распухающими губами. – Нет, мой король. Прошу прощения.

– Что? – Питер не верил своим ушам. – Как ты назвал меня?

Но Бесон молчал. Он произнес эту фразу бессознательно, после чего лишился чувств и забыл об этом. Но Питер не забывал ее никогда.

54

Бесон пролежал без сознания два часа. Если бы не хриплое, прерывистое дыхание, Питер мог бы подумать, что на самом деле убил главного тюремщика. Конечно, он был грязной вонючей свиньей, но Питер вовсе не хотел его убивать – кроме того краткого момента. Стражники продолжали смотреть в окно круглыми глазами, как дети в королевском зверинце смотрят на андуанского тигра-людоеда. Они не сделали никаких попыток спасти своего начальника, и по их лицам Питер видел, что они не удивятся, если он прыгнет на Бесона и зубами перервет ему глотку.

И почему они так думают? – с горечью спрашивал себя Питер. Потому что считают, что я убил родного отца, а от такого человека можно ожидать чего угодно, даже убийства беспомощного противника.

Наконец Бесон начал стонать и ворочаться. Глаза его раскрылись – вернее, правый глаз. Левый не открывался еще несколько дней.

Глаз смотрел на Питера не злобно, а скорее с опаской.

– Ты готов говорить спокойно? – осведомился Питер.

Бесон пробормотал что-то неразборчивое.

– Не понимаю.

– Ты мог меня убить, – выдавил наконец тюремщик.

– Я не хотел никого убивать, – возразил Питер. – А если мне и придется это делать, то начну я не с бесчувственного тюремщика.

Бесон присел у стены, глядя одним глазом на Питера с тем же смешанным выражением недоверия и страха. Наконец он выдавил из себя еще одну фразу. Питер вроде бы расслышал, но хотел быть уверенным.

– Повторите, пожалуйста, господин главный тюремщик Бесон.

Бесон выглядел еще более изумленным. Как Иосифа никто не называл главным конюшим, так и его никогда еще не называли «господином главным тюремщиком».

– Можем договориться, – сказал он.

– Вот и хорошо.

Бесон медленно поднялся. Он не хотел больше связываться с Питером – во всяком случае, не сегодня. У него были другие дела. Стражники видели, как его бьют, и не шевельнули пальцем. Он еще покажет этим уродам… вот только отлежится.

Он уже шел к выходу, когда Питер окликнул его.

Бесон повернулся.

– Подожди. Я должен тебе кое-что сказать. Кое-что важное для нас обоих.

Бесон молчал и ждал.

– Вели им, – Питер кивнул на дверь, – закрыть окошко.

Бесон еще некоторое время молчал, потом повернулся и отдал приказание.

Стражники все так же, щека к щеке, стояли у окошка, не понимая слов Бесона… или прикидываясь. Он облизнул языком разбитые губы и попробовал еще раз. Теперь они подчинились, но он успел услышать приглушенный смех за дверью. Да, их придется поучить. Но уроды учатся быстро. А этот принц уродом не был, и Бесон решительно не хотел с ним связываться.

– Я хочу, чтобы ты передал записку Андерсу Пейне, – сказал Питер. – Зайдешь за ней вечером.

Бесон собрал остатки мыслей. Пейна? Записка Пейне? Его уже прошиб озноб, когда Питер напомнил, что он брат короля, но это ничто в сравнении с Пейной.

Чем больше он думал, тем меньше ему нравилось происходящее.

Должно быть, король Томас не стал бы особенно заботиться о своем брате-отцеубийце. И что более важно, Бесон, как и все в Делейне, начинал уже поглядывать на юного короля снисходительно. Но Пейна…

Для Бесона Пейна был страшнее, чем целый полк королей. Король – это что-то отдаленное и загадочное, как солнце. Прячется ли солнце за тучами или палит во всю мочь – от вас это не зависит, потому что солнце действует не по тем законам, которые можно понять или изменить.

Пейна был другим. Его Бесон мог понимать и бояться. Пейна с его узким лицом и льдисто-голубыми глазами; Пейна с высоким кожаным воротником; Пейна, который решал, кто будет жить, а кто отправится на плаху.