Глаза Фемиды

Сквозь сон Колонтаец различил посторонние шумы в работе двигателя, вздрогнул и немедленно проснулся. Я бы сказал — полностью пробудился, как будто и не спал. Судовым специалистам знакомо чувство нормальной работы механизмов, когда и корпус вибрирует, и машины шумят, а на душе спокойно и сну ничто не мешает. Кажется, спит капитан мертвым сном и ничто не подымет беспробудного, а стоит внезапно негромко забрякать какой-нибудь железке, как он моментально вскакивает, чтобы определить причину вероятной неисправности, а то и аварии. Вот и Колонтаец немедленно поднялся, чтобы разобраться, отчего это спокойно работавший движок вдруг взвыл во время Володькиной вахты.

На палубе, под хмурым небом, легкий ветерок гнал по Иртышу неторопливую рябь, но волны у форштевня и за кормой катера как не бывало. «Ход потеряли», — догадался Миронов, глядя как вахтенный рулевой Романов безуспешно дергает взад-вперед рычаг реверса, и спустился в машинное отделение.

В машине, самоуспокоившийся движок облегченно рычал на средних оборотах, муфта на редукторе вращалась, но гребной вал застыл намертво. «Приплыли, — проворчал все понявший Миронов. — Хуже некуда: шпонка на гребном валу провернулась. Своими силами не устранить». И со спокойным видом поднялся в рубку, чтобы задать Романову ехидный вопрос: «Ты в бога веришь?» — «В Нептуна верю», — уклонился от прямого ответа Романов. «Нептун» — был его подвесной лодочный мотор, достоинствам которого Володька почти поклонялся. «Значит, ему и молись, — предложил Миронов. — Проси, чтобы нас вместе с катером навеки в кусты не занесло. Оттуда нам ни самим не выскрестись и искать нас никто не станет — некому».

Романов оценил обстановку и загрустил, осознав всю правоту капитана. Слева в Иртыш влилась на редкость полноводная в этом году Конда. Да и сам Иртыш в нынешнюю навигацию по части воды не подкачал — разлился как никогда, затопив не только прибрежные пески но и всю пойму, из которой густо торчали высокие таловые кусты, осины и тополя. Меж ними свободно струились течения, способные занести обездвиженный катер в неведомые дебри, да там и оставить обсыхать, когда вода схлынет. Такое не раз случалось с мелкими посудинами. Спасение от этого якорь, но капитан решил с ним повременить — авось, вынесет на стремнину. Впереди виднеется пристань Тюли, она же Выкатное, она же Три Конды. А там может кто и на буксир прихватить согласится — до Самарово рукой подать, километров шестьдесят, не более. «Господи — пронеси через мели, донеси до пристани», — неслышно взмолился Романов и был услышан, может, Саваофом, а может, и Нептуном.

Видимо есть на свете справедливость и высший разум, не давшие безвременно погибнуть двоим романтикам. Легонький ветерок подхватил суденышко с красным крестом на флаге и понес его через весь трехкилометровый плес наискосок, мимо зарослей и стоящих на рейде кораблей, наперерез течению, чтобы прибить катер прямехонько к просмоленному борту дебаркадера пассажирской пристани «Тюли». Осталось только пришвартоваться. Что Колонтаец с Романовым поспешно и сделали.

- Выходит, бог есть! — заявил Колонтаец Романову.

- Конечно есть, и бог здесь я! — медно откликнулось над головой. Худая личность в синей спецовке и выгоревшей фуражке младшего комсостава речфлота направила на прибывших раструб мегафона: «К причалу швартоваться нельзя, здесь метеоры причаливают. Отваливайте!