Глаза Фемиды

- Легко сказать — отваливайте. А как это сделать на аварийном судне? Пришлось вступать в переговоры: «А вы здесь кто такой будете?» — «Начальник пристани Трушин», — последовал ответ. Если начальник — значит власть. Хотя и непонятно — чего начальник. Это когда-то давно на пристани «Тюли» была бункеровочная база с запасом дров и угля для пароходов. Теперь ни дров, ни угля, ни самих пароходов не осталось. Один пассажирский дебаркадер качается на мутной волне, одинокий и сиротливый. Вечно закрытая касса, заколоченный досками зал ожидания, пустующий склад багажа, каюта начальника пристани — вот и все хозяйство. А сам начальник единолично несет круглосуточную вахту и за себя и за сокращенного по ненадобности матроса. На надстройке дебаркадера пришпилена черная классная доска, по которой мелом накарябано расписание прибытия и отбытия рейсового Метеора линии Тобольск-Ханты-Мансийск. Из расписания Владимир сразу уяснил, что на сегодня никаких судов на пристань уже не ожидается. Следовательно, отваливать можно и не торопиться, а попробовать как-нибудь разрешить ситуацию. На это обстоятельство, он, используя все свое адвокатское красноречие, попытался было обратить внимание начальника пристани. Но не тут то было. Тот стоял на своем: «Не положено, отваливайте, отдавайте концы», — и так далее. Прояснилось одно — начальник был не то, чтобы пьян, но абсолютно не трезв. А значит, с ним можно было найти общий язык. Для достижения контакта, Колонтаец добыл последнюю бутылку из неприкосновенного запаса, рискнув пожертвовать своим здоровьем во имя общей цели. Романов же облачился в приобретенную на Тобольском рынке довоенную форменную фуражку капитана Рыбфлота, с роскошной кокардой в виде красного вымпела в окружении золотой «капусты», сунул в зубы явно пиратскую трубку, нацепил темные очки, повесил поверх тельняшки здоровенный охотничий нож, и уж затем спустил с борта и приготовил моторку, чтобы на ней добраться до стоящих в отдалении на рейде судов и попросить о буксировке своего катера до Самарово. Наверное, Володька считал, что в этом своем наряде он будет особенно неотразим и не получит отказа.

Из-за затянувшегося на все лето половодья, колхозные буренки оказались без кормов и для их спасения окрисполком мобилизовал все наличные плавсредства на заготовку веточного корма — таловых веников. Делалось это так: мелкосидящий катер затаскивал плоскодонную баржонку в гущу торчащих из воды таловых кустов, привлеченные рубщики рубили стволы не сходя с барж, а вязчики отламывали с них ветки, вязали веники и складывали для последующей сушки на зиму. Команды катеров в это время скучали от безделья. К ним и направил моторку Романов.

Колонтаец с Трушиным удобно расположились в каюте начальника. Запах портянок и вяленой рыбы, не первой свежести постель, покрытый масляной краской казенный стол, пара увесистых табуреток, бачок с водой — вот, пожалуй, и все. «Небогато живешь», — посочувствовал Колонтаец, чтобы начать разговор. «Куда уж лучше — все так живут, — не понял иронии Трушин. — Я всегда так жил — все на себе». — «Ну уж и всегда», — не поверил Миронов, наполняя стаканы. «Сколько себя помню», — подтвердил Трушин. «Из-за нее, родимой?» — показал на бутылку Колонтаец. «Да нет, она здесь не виновата. Негде и некогда мне было ей увлекаться. Да и взять было неоткуда. Так что сейчас наверстываю», — вздохнул Трушин, выпил стакан до дна и обтер губы рукавом, не желая прикасаться к закуске — вяленой рыбе. Колонтаец догадался, что надо сделать и сбегал на свой катер. Через минуту он вернулся с колбасой, свежими огурцами и белым хлебом. На этот раз Трушин от закуски не отказался, с удовольствием посолил огурчик и вкусно захрустел. Однако видно было, что дефицит закуски сделал свое дело, и алкоголь овладевает сознанием шкипера. Он откинулся спиной к стене, прикрыл глаза и запел, как все пьяные, искажая мелодию:

«Видел, друзья, я Дунай голубой,
Занесен был туда я солдатской судьбой.
Видел отважных советских ребят,
Славных друзей и хороших солдат,
Тех, что на Волге сраженья вели
И на Дунай пришли».