Глаза химеры

Сири ждала, что сейчас мама начнет упрекать ее — тогда, много лет назад она сбежала из дома в погоне за своей мечтой. Сири ждала, что мама заплачет, или хотя бы засмеется. Но мама вздохнула и поднялась:

— Пойдем, дочь.

— Куда? — спросила Сири.

— Я покажу тебе, — сказала мама.

Сири последовала за мамой. Вместе, они в торжественном молчании прошли по Кедровой улице и свернули в сторону торговых кварталов. Минут через пять они стояли возле старой церкви Крещения. Ее высокий шпиль по-прежнему колол небо, но контуры здания словно бы оплавились, обсыпались, а стены сделались мягкими и хрупкими, как кусок зефира. Церковь накренилась и будто просела под собственной массой.

Они вошли внутрь. Бледный свет копьями пронзал пространство главного зала. Они шли мимо скамей, и Сири отмечала странный дизайн мозаик и витражей, украшавших окна. Кругом вились трубки, как от органа, и в изобилии торчали декоративные розетки с неизвестными символами. Они подошли к алтарю, и преклонили колена перед Спасителем. На помосте было установлено три стойки с продолговатыми ящиками. Мама указала Сири на них.

Сири подошла к первому ящику, и оказалось, что это закрытый гроб, странноватого вида, с прозрачной верхней крышкой. В гробу лежал мужчина, худощавый, с заостренными чертами лица, со шрамом на лбу. Родинка на шее, возле кадыка. Сири узнала ее. Это Марк. Сири поняла, кто это. Ее муж.

Она перевела взгляд на второй гроб, поменьше, где лежала девочка лет пяти. Ребенок напоминал куклу, торжественно одетую для праздничной игры. В памяти Сири тут же вспыхнуло имя девочки — Лара. Это их с Марком дочка, единственная, родная. Сири долго всматривалась в черты детского лица, еще не оформившегося, только начинавшего раскрываться, но соединявшего в себе черты обеих родителей.

Затем Сири посмотрела на того, кто лежал в третьем гробу.

Она хорошо знала это лицо.

Потому что видела его в зеркале.

Женщина, лежавшая в гробу, казалась спящей, в отличие от мужчины и девочки. Эффект подчеркивало слабое голубоватое свечение, распределенное по контурам верхней крышки. Женщина спала, но то был вечный, беспрерывный сон без шанса на пробуждение, кома, ловушка для разума, запертого в теле, живущем по иронии судьбы и роковом стечении обстоятельств.

Сири обернулась к маме. Та спокойно ожидала ее.

— Что это значит?

— Не знаю, — сказала мама. — Но я должна была показать тебе это.

Сири прислушивалась к себе. Она пребывала в странном спокойствии, это было ненормально, ведь любого человека в подобной ситуации охватило бы чувство горя, недоумения, страха. Но Сири не чувствовала ничего.

— Прости меня, дочь, — сказала мама.

— И ты меня.

Они обнялись. Мама сказала:

— Однажды ты поймешь, что время и место не так важны. Даже твоя память, потому что ты можешь забыть что-то. Важно то, кто ты.

— Да, наверно… — Сири взяла маму за руку. — Но все это так странно. Ведь я здесь, жива.

— Верно, дочка.

— Но кто же тогда лежит там…

— Однажды ты поймешь, что время и место не так важны, — повторила мама. — Даже твоя память, потому что ты можешь забыть что-то. Важно, кто ты.

Сири озадаченно глянула на маму. Та ласково смотрела на нее, но в этом взгляде было что-то неопределенное. Сири наконец поняла, что ее смутило. Мама не постарела с момента, как Сири покинула дом. Ни на год.

Сири бережно освободилась от рукопожатия и отступила на шаг, другой. Чуть отошла в сторону. Мама продолжала смотреть на то место, где была Сири.

— Однажды ты поймешь… — начала говорить мама, но Сири не стала дослушивать.

Вот теперь ее захлестнул настоящий ужас. Каждая клеточка тела завопила, завизжала от пронзительного чувства иррациональности, неправильности происходящего. Как это возможно? Почему в мире существует две Сири — одна мертвая, а другая живая?

Она побежала прочь от церкви, оскальзываясь на опавших листьях, назад к станции, сквозь этот мертвый странный город, который мгновенно стал ей чужим. Где-то над головой в небесах заворчал гром. Стали падать новые, пока редкие капли. Сири бежала, напрягая все силы, но тело не уставало, и она дышала ровно, как бы быстро ни двигалась. Сири выбралась из города, с которым начало что-то происходить. Что именно, ее не интересовало, и она все бежала прочь. Впереди раскрылось как цветок что-то яркое, и она ринулась навстречу бледному розовому сиянию, которое приятно пульсировало и словно бы притягивало ее к себе, пробуждая в теле ответное желание. Это был спасительный свет, он избавлял от пережитого ужаса. Вскоре Сири поняла, что не может остановиться, не в силах повернуть, и обречена двигаться к сиянию, которое становилось с каждым мгновением все ближе, ярче, горячее.

Это было не просто физическое явление, в нем ощущалась странная, непохожая ни на что пульсация, жизнь, цель…

Разум.

Это было уже не тепло, а жар.

Пламя тысячи звезд, но не смертельное, а животворящее, согревающее, дающее вечный покой, которого так жаждала возбужденная Сири. Она двигалась к сиянию, пока то не охватило весь мир, и не растворило его в себе. И вот тогда, вернувшись в истинное место своего рождения, Сири обрела покой и радость.