Глаза колдуна

Она пропускает его в дом, и Теодор, учтиво поклонившись, как и подобает, входит внутрь. Длинный коридор с высокими потолками, увешанный портретами знатных господ и знаменитых виолончелистов из рода Вебер, приводит гостя в большую залу. Теодор помнит, как выглядела (или все еще выглядит) усадьба мадам Вебер и ее покойного мужа, – и сравнивает ее с этой резиденцией. Видимо, Элоиза посчитала, что убранство ее отчего дома подходит ее нынешним вкусам, потому что дома слишком похожи. Теодор чувствует себя так, словно он очутился в старом поместье семьи Вебер и вот-вот увидит мадам Шарлотту, которая будет взирать на него сквозь свои многочисленные морщины с видом оскорбленной до глубины души. Ей никогда не нравился «этот прибывший из-за океана мальчишка с замашками старика». И хотя Теодор тоже не горел желанием встречаться с матерью Элиз, та вызывала к себе на ковер американского грубияна так часто, как только могла, чтобы удостовериться: у выбранного капризной дочерью жениха есть и достаток, и положение в обществе, которого мисс Вебер заслуживает.

Когда в зале Теодор видит всего лишь мужчину лет шестидесяти с подозрительно знакомым профилем, он почти искренне удивляется. Окажись здесь мадам Вебер, постаревшая на пару десятков лет, Атлас бы даже не возмутился.

– Мистер Давернпорт, я полагаю? – бодрее, чем следует, приветствует его Теодор и в два размашистых шага сокращает расстояние между ними. Мистер Давернпорт, муж Элоизы, поднимается со своего места во главе накрытого к обеду стола и кивает. Они жмут друг другу руки.

– А вы тот самый мистер Атлас? Наслышан о вас… – Хозяин дома мерит Теодора рассеянным взглядом и вновь кивает. – Что ж, присаживайтесь! Мы рады гостям, правда, Элиз?

Элоиза идет мимо мужа и невзначай гладит его по плечам и голове с проглядывающей на макушке лысиной. В ее жесте полно нежности, хотя глаз с Теодора она не сводит. От странного ощущения, будто его испытывают на прочность, спасает поданное проворным молодым человеком первое блюдо.

Теодор сидит напротив Элоизы. Та молчит, только изредка хмыкает, словно бы отправляя все едкие мысленные комментарии себе же в тарелку, и напряженное молчание, натянувшееся между хозяевами и единственным гостем, приходится искоренять самому мистеру Давернпорту.

Его зовут Джордж.

– Элиз говорила, вы живете в Америке, мистер Атлас?

Теодор рассеянно кивает, не сразу понимая, что Давернпорт ждет конкретного ответа – он смотрит на гостя с вниманием, какое оказывает любой уважающий себя хозяин любому гостю. Сейчас Атлас неожиданно жалеет, что пришел как раз к обеду, ведь, явись он позже, ненужных разговоров с Джорджем Давернпортом можно было бы избежать.

«Интересно, – думает Теодор, – а звучную фамилию владелец шинных заводов приобрел за деньги вместе с внушительной родословной до того, как женился на Элиз, или уже после, поддавшись ее капризам?»

– Я жил там некоторое время, – отвечает Теодор, подбирая слова.

Он плохо помнит те два года, что провел, мотаясь между Америкой и Англией, когда еще не решил, как быть с маленьким Бенджамином. Уильям Лэйк бросил одиннадцатилетнего Паттерсона на пороге его нового дома – приюта святой Агнесс в Нью-Йорке – и сбежал за океан, чтобы не давать впечатлительному юноше надежд на совместное будущее. Встреча с Элоизой в дождливом неприветливом Лондоне показалась Уильяму такой заманчивой интрижкой, что он, не задумываясь, представился Теодором и в течение двух беспорядочных лет метался между нею, живущей в столице Англии, и Бенджамином, серьезно решившим сделать своего спасителя семьей.

Тогда он постоянно мучился угрызениями совести насчет юноши-сироты и на капризы молодой аристократки смотрел с усмешкой, которой, видимо, и привлек заносчивую особу. Беззаботная жизнь в компании Элоизы казалась ему отдушиной, но Теодор никогда не думал, что судьба сведет их вновь.

А теперь – вот они, сидят напротив друг друга за большим обеденным столом, обедают вместе, как старые приятели, и обсуждают недавние спортивные достижения английской бейсбольной команды. Джордж Давернпорт отчаянно пытается навязать жене свое хобби, но Элиз совсем не интересуют ни бейсбол, ни регби, ни даже фигурное катание.

Теодор ловит ее взгляд из-под опущенных густо накрашенных ресниц. Она одета с иголочки, будто собирается принимать важных гостей из окружения Ее Величества, так что Атлас чувствует себя неуместно. Будто он должен был оказаться как минимум принцем Уэльским, например, а не жалким владельцем антикварной лавочки в городке с населением чуть больше двадцати тысяч человек.