Глаза ночи

Гарри неловко поднялся, так как его ноги и спина затекли от долгого сидения. Если бы Бренвен посмотрела на него, она бы увидела, что он необычно бледен, но она продолжала писать, не поднимая головы. Он посмотрел на ее склоненную шею, на седую прядь в волосах и внезапно подумал: «Здесь наши дороги расходятся — мне пора идти своим собственным путем». Ошеломленный, Гарри стал пробираться сквозь шумную толпу к столам с закусками.

Бренвен могла вспомнить дословно большую часть того, что сказала Грасия через Мелвина. Чтобы записать все это, ей потребовалось достаточно много времени, и большинство из присутствующих уже покинули гостиную и вышли в столовую и на кухню, где были накрыты столы с напитками и закусками. В гостиной стало очень тихо, но она была так занята своим делом, что не обратила на это внимания.

— Э… извините меня, мэм, но вас зовут Бренд, или Бренди, или как-то в этом роде? — Перед ней стоял Мелвин Мортон, говоривший уже своим собственным голосом — баритоном, хоть и с легкой хрипотцой.

— Бренвен, меня зовут Бренвен. — Она посмотрела вверх на него и улыбнулась; ей было приятно и хотелось узнать, почему он выделил ее из всех присутствующих.

— Бренвен, да, Бренвен Теннант, — кивнул Мелвин. — У меня для вас сообщение.

— Сообщение?

Она сунула свой блокнот в сумку и поднялась. Стоя, она была на голову выше него. И тут же поняла, что если ей было необходимо доказательство того, что Мелвин Мортон не является мошенником, то он только что представил его. В Вашингтоне не было ни души, за исключением Гарри, которого в этот момент было не видно, кто знал бы ее девичью фамилию.

Мелвин озадаченно разглядывал ее лицо.

— Послушайте, я видел вас по телевизору! «Открывая Вирджинию», там были вы. Но я думал, что вас зовут как-то по-другому.

— Это так. Я не знаю, почему вы назвали меня Теннант. Это моя девичья фамилия. В работе я использую фамилию Фарадей, Бренвен Фарадей. Так что там за сообщение?

— Да, это от Грасии. Оно… э-э… личное. Очень.

Бренвен оглянулась вокруг.

— Рядом нет никого, кто мог бы услышать наш разговор. Я вас слушаю.

— О’кей. У вас был ребенок, правильно, но он умер. Я хочу сказать, он родился мертвым?

Бренвен кивнула, и глаза ее тут же расширились и наполнились слезами, которые появлялись у нее всякий раз, когда она думала о потерянном ребенке. По ее рукам пробежала дрожь. Откуда и каким образом он мог узнать?

— Понимаете, — объяснил ей Мелвин, и его доброе лицо тут же сморщилось от сочувствия, — иногда, когда я транслирую так, как сегодня, Грасия сообщает мне кое-что, о чем не хочет говорить вслух, потому что это предназначено для одного человека, человека, который не выйдет и не задаст вопрос. И конечно же, сегодня она просто не стала выслушивать вопросы. Она обращается прямо к моим мыслям, я как бы слышу ее в течение нескольких минут, когда нахожусь как будто без сознания после того, как она заканчивает говорить. Она сказала мне, чтоб я передал вам, что душа, которая должна была родиться в вашем ребенке, находится рядом с ней, в другом измерении. Где бы это измерение ни находилось. — Маленький человечек улыбнулся, и его улыбка была скорее невинной, чем самоосуждающей. — Вы знаете, я не понимаю очень многого из этого. Я просто даю ей возможность говорить через меня. Мне кажется, мне не обязательно все это понимать. Как бы то ни было, дух, который должен был родиться в вашем ребенке, хочет, чтобы вы знали о том, что он сам сделал этот выбор. В последнюю минуту он решил не рождаться в теле вашего ребенка. И именно поэтому ребенок был мертв. Мне кажется, он является другом Грасии там, где бы они ни находились. Они хотят, чтобы вы знали, что это не была ваша вина или что-то в этом роде. Они не хотят, чтобы вы винили себя в том, что произошло. Это и есть сообщение.

Слезы закапали из глаз Бренвен. На какое-то мгновение она была слишком потрясена, чтобы что-нибудь сказать; затем, очень медленно, улыбка осветила ее лицо. Она схватила широкую ладонь Мелвина и крепко сжала ее.

— Спасибо вам. И Грасии, и тому, кто должен был стать моим ребенком. Спасибо за то, что сказали мне это. Вы не представляете, насколько легче мне стало!

Мелвин Мортон широко улыбнулся. Его глаза сияли, как звезды, выглядывая из опутавшей их сети морщинок.

— Хорошо, хорошо. Но ведь в этом-то и все дело, не так ли? Помочь и исцелить.

Гарри оставил свой автомобиль у дома Бренвен, и она отвезла его на собрание на своем. На обратном пути она рассказала ему о сообщении, добавив под конец:

— Он сказал: «Ведь в этом-то все и дело, не так ли? Помочь и исцелить». Я почти благоговею перед Мелвином Мортоном, Гарри. Он обладает такой прекрасной простотой. Он одними этими словами выразил целую жизненную философию!

— Пф! — презрительно фыркнул Гарри. — Если это можно назвать философией — исходит ли это от самого Мортона или от так называемой александрийской целительницы. Это не более чем жвачка для масс, Бренвен. Этот мужчина — обычная деревенщина.

— Гарри!