Читаем Глаза, опущенные долу (СИ) полностью

- Да хотя бы во внутренней его силе. Возможность явления, очевидная, действительная, разве не равна по своему значению явлению осуществившемуся? И разве не в вере дело, и не важнее она доказанности, убеждённости?

Фёдор нахмурил лоб, задумался.

- Да, логично. Но не слишком ли всё усложнено в твоём рассуждении? Простому человеку и не понять.

Любомила усмехнулась.

- Такому, как тебе, например?

- А что, разве я не прост? - ухмыльнулся ей в тон Фёдор.

- Совсем агнец! - поддакнула Любомила.

- Ну так и объясни агнцу!

Любомила задумалась на некоторое время, затем кивнула.

- Хорошо. Но ты же сам не хочешь меня слушать. Странно, что мне тебе о таких вещах говорить приходится. Впрочем, ты и просил как раз, чтобы без мудрствования... Задумайся сначала, одна ли эта икона чудодейственная? И почему вообще люди - незамысловатым, вроде бы, доскам размалёванным поклоняются? Нет, значит, не так всё просто, значит, не доски то... А в том и суть, что на доску простую человек сам смотрит, а с иконы истинной Бог на него взирает. И так не только с иконой, а с любой вещью, с искрой Божьей сделанной. В каждой из них тайна, и полностью она не угадана, человек будет любоваться и любоваться ею, ибо напрямую-то глядя, мало что в жизни разберёшь, а вот так, через истину осиянную, и является откровение.

- Но ведь в данном случае тайна открылась, явила лицо своё, - вскричал Фёдор, - значит...

- Ничего не значит, - покачала головой Любомила, - видеть что-то, содержащее тайну, одно, но даже и проникнуться, овладеть ею - полдела. Может пройти бесконечно много времени, прежде чем круг замкнётся - найдётся человек, который эту тайну воплотить сможет. Тут разные вещи...

- Я этот человек! Я знаю! - прорвало Фёдора. - Неужели тебе не очевидно?!


2

- Нет, - покачала головой Любомила. - Ты не знаешь. Если бы ты знал, мне о том было бы ведомо.

- Ах вот как! - осенило Фёдора. - Так ты и послана, чтобы за мной подглядывать?! Всё, как я говорил! Выведать и украсть, воспользоваться! Для кого?

Любомила вздохнула.

- Ты не понял меня. Я не буду знать того, что тебе открылось, я буду знать только, действительно ли ты знаешь. Однако... при чём тут я?

- Как при чём? - удивился Фёдор. - Разве ты не хотела бы...

- Чего? - презрительно усмехнулась Любомила. - Стать человеком? Зачем? Не все же, как ты, жаждут смерти. Что я выигрываю, вочеловечившись? Жалкий миг вечности, напоённый несправедливостью, унижениями, страданиями? Я слишком хочу жить, чтобы так бесславно окончить век, мне отпущенный.

Фёдор замер на мгновение, осмысливая ему сказанное, затем весело рассмеялся.

- Нет, тут ты опять считаешь меня за несмышлёныша. Тебе не обмануть меня. Мне ли не знать: не плоть, а душа тебя привлекает. А как душу вдохнуть - до этого ни один резчик, ни один богомаз ещё не додумался. И не додумаются никогда.

Любомила покачала головой грустно.

- Глупый ты! Чем ты чванишься? Я понимаю, тебе нельзя сомневаться, но я-то могу себе это позволить. Почему вы так уверены все, что души нетленны? Почему дозволяете себя столь беззастенчиво обманывать? Стоит ли после этого удивляться, что так много зла на земле обретается? Ведь ты посмотри: насильники, душегубы (о ворах не говорю, они крадут человеческое) и прочие христопродавцы, никто из них креста не снимает даже во время своего злодеяния, все убеждены, что не сами по себе они глумятся и убивают, стараются отыскать в том какой-то высший, божеский промысел. Мол, "это не я сам, это Бог" - неужели они думают, что им пройдёт безнаказанно подобное богохульство? Нет, здесь как раз у меня нет ни капли сомнения: души мелкие, мутные распадаются, в этом вы не далеко от нас ушли - для них возможна смерть, они столь же, как плоть тленны. Единственный способ от смерти уйти - духом возвыситься. Ад... Как я уже говорила, и ад не для всех. Бог милостив, по природе своей он не может допустить страдания вечного. Вот если бы люди знали о том, что их и в самом деле ожидает, сколько душ бы спаслось, да и зла на земле во много крат поубавилось.

- Ересь! - отмахнулся Фёдор. - Ну да ты в наших делах ещё ребёнок малый, на тебя нельзя обижаться. Но какой же исход ты для себя пожелала бы в таком случае?

Любомила оживилась.

- Ну, это у вас, у людей, сложности, а со мной проще некуда. Отпусти меня, а освободит уже кто-то другой - тот, кто восстановит мою статуэтку. И возрожусь я краше прежнего, обогащённая тем, что я узнала, пережила в последнее время, нашей любовью. И будут люди восхищаться мной, очаровываться. И тобой через меня... А большего мне и не надо, я гораздо скромней, чем ты думаешь. Не в пример некоторым. Ну а у тебя ещё долгая жизнь впереди, возможностей много будет для подвигов.

Фёдор кивнул.

- Да, но я не могу допустить, как воин Христов, чтобы идолическое, языческое возобладало хоть где-то, хоть в чём-то над божественным, истинным. Ты забываешь об этом!

Любомила поникла головой, разочарованная.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман