Она умоляла, плакала, рыдала, ползала на коленях, но мулаты были непреклонны. Алесио грубо схватил её, связал ноги ремешком, правую руку тоже привязал к туловищу, Ариас держал её в крепких руках.
Короткий взмах мачете, вскрик Габриэлы и кровь, сочащаяся из обрубка пальца. И довольный голос Алесио:
– Вот и всё, крошка! Ничего страшного. Обмотай обрубок, я его промою ромом. Вот так, – закончил мулат, видя, как корчится девушка, стонет и плачет.
– Пошли, Ал, – бросил Ариас коротко и направился к выходу.
– Погоди, Ар. Я её освобожу, пусть хоть немного заработает себе на еду, а то сдохнет прежде, чем им освободим её и переправим к отцу.
Ариас вышел на свежий воздух. Ему было муторно, не хотелось говорить и тем более видеть этих людей. Пожалел, что смотрел, как Алесио отхватил мизинец, упавший на щебёнку к его ногам. Теперь этот палец лежит в кармане Алесио и сегодня же уедет в усадьбу.
Лало опять погонял мула, выбравшись наверх долины. Смеркалось. Но тропу метис знал хорошо, и особенно спешить было некуда. Ночью не разгонишься.
К утру он добрался до брата, отдохнул пару часов и к полудню они пригнали скот в деревню, будто ничего и не произошло. И опять отец тщательно пересчитал три реала, спрятал их, но на сына всё же посмотрел осуждающе.
– Скоро я тебе, отец, десять золотых отдам, – молвил Лало с гордостью. – Я уезжаю вечером. Подбери мне лучшего мула. Мне надо спешить.
Он выехал за два часа до заката и остановился на ночь уже в полной темноте. В голове постоянно мелькали обрывки мыслей, что скоро он будет самым богатым человеком в деревне, сможет выкупить себя и стать свободным и работать только на себя.
Мул оказался очень выносливым. В усадьбе дона Рожерио Лало оказался ещё быстрее, чем прежде. Его тотчас провели в кабинет к сеньору. Даже сиеста не остановила Лало.
Сильно постаревший, с трудом передвигающийся дон Рожерио, принял метиса тотчас, и с надеждой во взгляде, спросил:
– Это опять ты, парень? Что привёз нового?
Лало молча протянул письмо, остался стоять в ожидании.
Он увидел, как дон Рожерио побледнел, охнул и отвалился на спинку кресла с белым, как мел, лицом. Метис испугался, выглянул за дверь.
– Сеньору плохо, – сказал он ожидавшему дворецкому.
Дона Рожерио привели в сознание, окружили, охали, ахали, поили вином. Донья Риосеко не могла стоять, упала в кресло, забившись в рыданиях. Про Лало забыли, и только когда дон Рожерио в состоянии был продолжить чтение письма, отстранил всех мановением руки, поманил метиса.
– Что они передали тебе на словах, парень?
– Грозились всеми карами земными, сеньор, если я не выполню их задание, – ответил Лало.
– Я не про тебя спрашиваю, болван! Я про дочь говорю!
– Бог свидетель, сеньор! Я ничего об этом не знаю! Клянусь Девой Марией!
Лало истово перекрестился, оглянулся по сторонам, но дона Рассио не заметил. Спросить, конечно, не осмелился.
– Проклятье! И Рассио до сих пор не вернулся из города! Что можно столько дней там делать? Немедленно послать управляющего к нему! Сегодня же пусть будет здесь! А ты, – повернулся он к метису, – жди моего распоряжения. Вон, образина немытая!
Лало поспешил на кухню, помня, что там много вкусного.
Уже ночью дон Рассио приехал в усадьбу в сильном расстройстве, и тотчас зашёл в спальню к отцу.
– Наконец-то! Где ты шлялся, балбес? Тут такие дела, а он больше недели шатается по кабакам и девкам! Читай! – И старый сеньор бросил сыну искомканный лист письма. – И посмотри, что внутри, сынок!
– Что это? – тихо спросил дон Рассио; с его губ эти слова слетели едва слышно. Отец фыркнул в усы, заметив:
– Что, никогда не видел пальцев, отрубленных у рабов? Но теперь это палец твоей сестры! В то время, как ты забавляешься в городе неизвестно чем!
Руки Рассио дрожали, и он с трудом читал послание сестры.
– Папа! Но это невозможно! Что нам делать?
– Лучше скажи, ты нашёл эту донью Фонтес, сын? Кто она такая?
– Её до сих пор ищут, но безрезультатно, отец! Мы допросили донью Корнелию, но ничего определённого не узнали. У нею есть внучка Мира, но никто не знает Эсмеральды Фонтес.
– Что, эти алькальды со своими людьми ничего не могут разыскать? Разве Понсе похож на Севилью или Мадрид, что в таком городишке не могут найти какую-то бабу низкого происхождения? Позор и безобразие! Что губернатор?
– Как говорится, морально поддерживает советами и пожеланиями, папа.
– Рад, видимо, что я уже слишком стар и не могу лично предъявить ему свои требования, проходимец! Обнаглели, свиньи!
– Не стоит так волноваться, отец! Слышал, вам было плохо.
– А как мне должно быть, коль на тебя сваливается отрубленный палец и такие требования! Двадцать тысяч золотом! Треть состояния, которое мой отец добывал в поте лица и погиб, защищая его и достояние Его Величества!
– Папа! Успокойтесь! Не лучше ли нам бросить угрожать этим подонкам и согласиться с их требованиями? Мы сохраним вашу дочь, а состояние мы и так можем сохранить. Не всё же они требуют. Это ещё по-божески... Треть...