Глазами богов

Его взгляды вызвали тревогу в научном сообществе в связи с тем, что сомнению подвергаются обоснованные научные данные».

– …коптилка, мир спасёт коптилка… Кому коптилку? – продолжал изливаться незнакомец.

Всё происходящее мне казалось мистикой, а скиталец в рясе с капюшоном – символом Смерти, только с посохом вместо косы.

– Хорошая, новая коптилка… кому коптилку? Ибо нет иного спасения, кроме священного дыма господня…

Я решил, что он сумасшедший. Из короткой трубы, торчащей из крышки ящика, который висел у него на животе, небольшой струйкой выходил дым. По-видимому, это и была та самая коптилка, о которой он говорит, как о спасительной. Я пришёл в ярость: эту коптящую штуковину он, умалишённый, тащит прямо к моему дому!?

– Послушай, дружище, – крикнул я ему, – не стоит подходить ко мне со своей коптильней! Дышать и так нечем, а ты ещё со своим дымом…

– Купите коптилку, избавьте себя от погибели, – Он будто не слышал меня, продолжал приближаться к террасе, – ибо спасение ваше в руках ваших, в которые Господь наш всемилостивый вложил чудо чудное, от беды исцеляющее…

– Не приближайся, слышишь! – Я не на шутку разозлился, мне не нравился этот монах, или кто он там на самом деле.

Может он и впрямь прокажённый какой, сбежавший из лепрозория?

– Убирайся отсюда! – приказал я ему. – Иди куда шёл. Ты что, совсем спятил? Убирайся со своей коптилкой!

Монах остановился, и теперь я мог видеть большую часть его лица под капюшоном. Это был старик с седой бородой – старец. Он завёл руку за спину и извлёк из рюкзака, висящего на спине, пригоршню чего-то, что затем высыпал внутрь ящика, открыв сбоку створку. Коптилка запыхтела, изрыгая клубы грязно-серого дыма, затрещала; из трубы полетели оранжевые искры. Запах угольной гари, подхваченный порывами ветра, достиг моего носа. Тут моему терпению наступил предел. Ронни, видимо услышав наши голоса и вышел из дома.

– Коптилка спасёт мир, только коптилка, ибо священный дым господень избавит мир от погибели… Купите…

– Пошёл вон, мать твою! – крикнул Ронни, спустился с веранды и быстрым шагом направился к старику. – Ты что, совсем с катушек съехал! Тут дышать нечем… А ну, давай, туши свою коробку… – Рон толкнул кулаком старца в грудь – тот начал заваливаться назад. Но друг остановил падение, удерживая старика за ремни от коптильни. – Дай свою коробку!

Он скинул с его шеи ремень и отбросил коптилку в сторону: та заискрилась, зачихала клубами дыма, дверца зольника открылась, и раскалённые угли выкатились на песок. Рони хотел было ещё раз ударить старика, но ограничился толчком в грудь, от которого ряженый монах попятился назад и упал.

– Проваливай, старче, прошу тебя по-хорошему, иначе ей-богу поколочу. – Затем Ронни поднял коптилку и, отворачивая лицо от чёрного дыма, отнёс её к берегу и закинул как можно дальше в воду. Та наполовину затонула и зашипела, выпуская пар, как паровоз.

Из истории мировых экологических катастроф:

«Норвежское море, 9 октября 2043 года. Неполадки с электричеством на плавучей нефтяной платформе обесточили внешнее освещение. Сухогруз, следовавший в российский порт Мурманск из Канады, столкнулся с платформой. В результате аварии произошёл разрыв нефтепровода, возгорание и взрыв. Корабль от полученных пробоин спустя сутки затонул. Два члена экипажа сухогруза пропали без вести. Нефть в открытое море вытекала из скважины в течении двух суток, пока пожар не был потушен. Всего погибло 58 человек.

Нефтяное пятно имело размер, равный территории Португалии. Десятки миллионов различных видов рыб погибли, сотни китов были выброшены на берега Шпицбергена, Гренландии и Норвегии».

Старик поднялся, опираясь на посох, отряхнулся и направился к заливу; вошёл по колено в воду, поднял затопленную коптилку и слил воду из корпуса. Вернувшись на берег, он повесил её обратно на шею и побрёл, как ни в чём не бывало, вдоль берега на север, в сторону устья реки Кавколин, продолжая свои причитания: – Неразумие наше прости нам, Господи, прости нам грехи наши…

Мы молча смотрели ему вслед. Вскоре старец растворился в темноте, и только тревожный звон колокольчика ещё долго слышался в ночи, пока не утонул в тоскливой музыке приливных волн Гурона.