Глазами, полными любви

Вспоминая те времена, Наталья Алексеевна словно наяву увидела перед собой отца Алексея Михайловича – огромного, красивого, сильного, настоящего русского богатыря. Молодой энергичный руководитель каждое лето, в особенности во время уборки, проводил в поездках по полям. Домой возвращался затемно, едва держась на ногах от усталости и голода. На черном, как у негра, от загара и грязи лице ярко сверкали белки глаз.

От природы у отца были красивые волнистые темно-русые волосы, украшавшие крупное, с правильными чертами лицо. То ли от постоянного стресса, сопровождавшего жизнь любого сельского руководителя, то ли от степной пыли, въедавшейся в поры, однажды к Алексею Михайловичу прицепилась какая-то болячка, затронувшая, главным образом, кожу головы. Некоторое время он до крови расчесывал коросты, прятавшиеся под пышной шевелюрой, затем решил проблему радикально и просто: зашел к местному банщику, исполнявшему одновременно обязанности цирюльника, и тот обкорнал статусного клиента под полный ноль, или, как тогда говорили, «под Котовского».

Новый имидж директора на некоторое время ввел в ступор не только его домашних, но и подчиненных. Много лет спустя Наталья Алексеевна увидела в семейном фотоальбоме старенькую фотографию отца тех лет. Выглядел он и вправду впечатляюще. Огромная наголо обритая голова, рубашка с полосатым галстуком, плотно охватывающий фигуру пиджак и брюки, заправленные в сапоги с высокими голенищами. Этакий крепкий телом и духом рубака-кавалерист, готовый по первому зову партии вскочить в седло и помчаться куда прикажут.

Один только галстук выбивался из общей картины. Эта деталь туалета придавала герою фотоснимка сходство с каким-то мафиозником, колоритным членом банды бритоголовых. Когда Натка училась в восьмом классе, в село привезли фильм, который так и назывался «Банда бритоголовых». Надо ли говорить, что на следующий день многие старшеклассники явились в классы облысенными, точно молодые барашки. Выглядели местные пижоны отнюдь не брутально. Скорее трогательно-смешно. Бугристые черепушки болтались на тощих немытых шеях подобно глиняным кривобоким горшкам, нахлобученным на плетень хозяйкой для просушки.

Зимой, когда отец возвращался домой из конторы или с ферм, о его приближении также извещал запах. Добротное зимнее пальто с серым каракулевым воротником, казалось, навсегда впитало в себя ароматы силоса, навоза, парного молока и еще чего-то неуловимого. Едва отец ступал на порог, девчонки наперегонки бросались к нему по длинному коридору. Каждой хотелось первой уткнуться носом в коричневую ткань и дотянуться до отцовской шеи, укутанной в пестрый шарф.

…Вспоминая потертое черно-белое фото, Наталья Алексеевна словно ощутила присутствие отца где-то рядом. Пожалуй, не столько его самого, сколько запаха, исходившего от видавшего виды темно-синего пиджака в тонкую белую полоску. От него пахло пылью, терпким мужским потом, полынью, бензином, горячим степным ветром, а осенью – спелым зерном. Замечательные, яркие, здоровые запахи, оставшиеся там же, где осталось ее детство…

* * *

– Пи-рож-ки! Горячие пирожки! – Голос официантки вагона-ресторана, предлагающей пассажирам нехитрую дорожную снедь, вырвал Наталью Алексеевну из будоражащих душу воспоминаний. Она посмотрела за окно, на плотную стену перемежающихся берез и сосен.

Поезд приближался к Уралу. Пейзажи становились колоритней. Бедность разбросанных по холмам поселков скрашивалась живописными видами лесов, небольших речек и ручьев, сверкавших то тут, то там под мягким сентябрьским солнцем. Через Уральские горы женщина проезжала не в первый раз, и всякий раз ее поражала красота этих мест. Высокие мощные скалы с отвесными гранями, мозаичная пестрота распадков, темные лесные озера – все это радовало глаза, заставляло учащенно биться сердце.

Когда проезжали небольшой городок Миасс, головы многих пассажиров повернулись к оконным стеклам. Когда-то, во второй половине восемнадцатого века, в этих местах обнаружили золото. По окрестностям прокатилось две волны «золотой лихорадки». Мужчина, сидевший неподалеку от супругов на нижней боковой полке, взволнованно сказал соседу, круглому, как мячик, мужику с короткой спортивной стрижкой:

– Вся моя родня из этих мест! Деды в начале прошлого века ближе к Москве перебрались, а прадед здесь родился, работал в артели старателей. Бабка рассказывала, нашли здесь под Миассом самый большой в России золотой самородок. Его потом назвали «Большой треугольник».

– Прям прадед и нашел? – недоверчиво откликнулся сосед.