Глазами, полными любви

В тот памятный день, когда Натке предстояло один на один встретиться с грозой, поветкинская бабушка с утра маялась давлением и составить компанию девушке отказалась. Девочка поколебалась немного, соображая, стоит ли отправляться в лес одной. Накануне она слышала в магазине от местных баб, будто в молодых сосновых лесопосадках вылез первый слой маслят, и решила отправиться на разведку.

– Самое главное, отпустили из дома, – размышляла юная натуралистка. – Погода хорошая. Если грибы пошли, корзинку нарву быстро, если пусто, тоже зря ноги бить не стану. В любом случае к обеду вернусь, мама беспокоиться не будет.

В таком настроении с корзинкой в руках и небольшим перекусом в кармане спортивных штанов она тронулась в путь. Ясное безоблачное небо никаких сюрпризов не предвещало. Натка спокойно дошла до рядов крепеньких пушистых сосенок, где, прорываясь сквозь рыжеватый слой хвои, начали то и дело попадаться маслянисто блестевшие шляпки. Увлеченная сбором грибов, она не заметила, как край неба начал темнеть, а вдалеке погромыхивать…

Гроза приблизилась стремительно. Начал накрапывать дождик, внезапно его сменили резкие холодные порывы ветра. Через несколько минут ветер притих, а из пригнанной им огромной тучи полило как из ведра. Потом и вовсе началось форменное светопреставление. Огромные ветвистые молнии понеслись по небу с яростью восточных драконов.

Шум ливня, грохот грома, сопровождавший каждую вспышку, образовывали немыслимую какофонию звуков. Этот дьявольский оркестр и полыхавшее оттенками синего, серого, фиолетового небо как будто гипнотизировали девочку своей мощью. Она только успевала испуганно вздрагивать, закрывать глаза и зажимать уши.

Когда первый приступ испуга начал утихать, Натка решила двинуться наперерез стихии и принялась выбираться из леса. Намокшая одежда неприятно липла к телу, молнии продолжали полосовать небо, корзина, полная грибов, оттягивала руки. Девочка, стойко преодолевая дождь, ухабы и колдобины, упрямо продвигалась к дороге, ведущей в сторону поселка. Благо, тот находился недалеко, крыши окраинных домов угадывались сквозь водяную стену.

Гроза была страшноватой, но, к счастью, недолгой. Огромная туча, из которой с таким неистовством низвергнулись на землю шум и ярость, вскоре начала скрываться за лесом. Дождь приутих. Выходя на скользкую дорогу, школьница только и смотрела под ноги, чтобы не поскользнуться.

Дома ее встретили встревоженная Зоя Максимовна и перепуганные сестренки. Увидев, как начинает портиться погода, женщина поспешила к соседям, а когда узнала, что поветкинская бабушка сидит дома и Натка отправилась в лес одна, не могла найти себе места до тех пор, пока неразумное чадо не вернулось домой.

После неизбежной «проработки», переодевания в сухую одежду и отпаивания горячим чаем, мать и сестры принялись разбирать трофеи, добытые в сражении со стихией. В лес после этого события школьнице ходить одной запретили – окончательно и бесповоротно. Девушке оставалось лишь одно: молить Бога, чтобы поветкинская бабушка как можно дольше оставалась в полном здравии.

* * *

Несмотря на обилие грибников и ягодников, спешивших воспользоваться дарами природы, добычи хватало всем в округе. Редко кто возвращался с «тихой охоты» с пустыми руками. Несколько раз Натке доводилось встречаться в глухой лесной чаще с женщиной, о которой по селу ходили странные слухи. Звали ее Клавдией, однако народная молва всегда прицепляла к этому имени разные дополнения. Кто-то именовал ее Клавкой-чумичкой, некоторые называли: Клавка-мужичка. В чем граждане были едины, так это в убеждении, что их односельчанка, во-первых, не очень дружит с головой, во-вторых, занимается всякими темными делишками, вроде колдовства и ворожбы.

Внешностью Клавдия и впрямь напоминала мужика: коротко стригла волосы, не выпускала изо рта папиросу. Летом носила кепку с пуговкой, ходила в мужских брюках, заправленных в стоптанные кирзачи, и потрепанном, явно с чужого плеча, пиджаке. Коричневатое, изрезанное резкими морщинами лицо не давало представления о возрасте. Так могла выглядеть и старуха, и женщина средних лет, перенесшая какое-то горе. При этом в темных волосах вовсе не было заметно седины.

В наши дни в городе такую необычную личность легко приняли бы за бомжиху, но на селе так выглядел почти каждый второй мужичок. По своему статусу женщина бомжихой не являлась – трудилась в совхозе на разных нехитрых работах, ее никогда не видели пьяной, и, самое главное, тетенька имела собственную жилплощадь. Малюсенькая избенка с покосившейся крышей стояла на самом краю села, в некотором отдалении от остальных домов. По самую крышу развалюха утопала в густых зарослях крапивы. Крапива скрывала два подслеповатых оконца, и лишь ведущая к крыльцу узенькая, едва заметная тропинка, протоптанная среди жгучих стеблей, говорила о том, что жилище обитаемо.