Глазами, полными любви

«Лав стори» других студенток оказались ненамного продолжительнее. К концу сентября девиц отправили в город, в дожидавшиеся их вузовские аудитории. Бравым воякам, вынужденным оставаться среди безбрежных нив до белых мух, пришлось довольствоваться местными красотками. Солдатиков, похоже, это мало огорчило. Ведь самое главное – источник «огненной» воды в виде самогона и браги, щедро бивший из неведомых глубин на подворье любого аборигена, оставался неиссякаемым.

* * *

Начавшаяся после колхоза настоящая студенческая жизнь, продлившаяся для Натки, увы, всего лишь один семестр, по прошествии времени вспоминалась ей как один из кошмаров, периодически выползавших из ночной бездны сновидений.

Началось с того, что языковая подготовка, полученная в школе и слегка сдобренная индивидуальными занятиями с Семычем, на практике оказалась полной чепухой. Когда вошедшая в аудиторию молодая энергичная преподша по фамилии Тарабаровская с первой же минуты затараторила на английском языке, Натка с ужасом осознала простую вещь: из сказанного она не понимает ни единого слова…

Городские ухоженные девочки, с первого класса обучавшиеся в английских спецшколах, речь педагога восприняли с воодушевлением и сразу вступили с ней в непринужденный диалог. Натка и пара таких же бедолаг (типа мамы Лоры) таращились на фасонистую дамочку словно на инопланетянку, верещавшую на неведомом наречии. В стенах их классов все богатство и роскошь английской речи сводились к «стенд ап», «сит даун» и неизменному «стоп токингу».

Мама Лора с ее южной пронырливостью, напором и прирожденным обаянием умудрилась завоевать симпатии Тарабаровской, несмотря на свой чудовищно низкий уровень познаний. Та сквозь пальцы смотрела на «мекание» начинающей студентки, с удовольствием принимала от нее небольшие презенты в виде румяных крутобоких яблок – «Та посылка ж пришла з дому!» – делала скидку на уровень ее подготовки, оставляя нередко на дополнительные занятия. Кроме того, пылкая дочь юга вызвалась стать старостой группы, а Тары-Бары (так за глаза величали свою наставницу студентки) как назло оказалась в ней кураторшей.

С Наткой расклад получился иным. Зажатая, робеющая, бормочущая что-то невнятное себе под нос подопечная сразу возбудила у педагога раздражение, смешанное с презрением. Общаясь в силу необходимости с девушкой, преподша всем своим видом словно говорила: «Таким колхозным валенкам не место в нашем изысканном благородном обществе!»

…Гораздо позже Наталья Алексеевна поняла причину такой странной неприязни. Возможно, в нелепой неуклюжей девчонке Тарабаровская увидела саму себя, прошедшую в свое время с невероятным упорством все ступени от такой же деревенской школы до кафедры языкового вуза…

Жесткая, по-восточному бескомпромиссная Тары-Бары с ее скуластым личиком и раскосыми темными глазами сразу вызвала неприязнь группы. Она никому (кроме, пожалуй, мамы Лоры) ни на что не делала скидок, не прощала ни единого пропуска и являлась на занятия со стойкостью оловянного солдатика. Казалось, преподшу не брала никакая хвороба, обходили стороной любые непредвиденные обстоятельства. В сезон простуд, когда половина аудитории исходила на сопли и кашель, подтянутая «англичанка», облаченная в обтягивающее пестрое платье, как ни в чем не бывало прорывалась сквозь джунгли континиумов и перфектов, стараясь заразить своим энтузиазмом несчастных студиозусов.

Когда группе стало известно, что Тарабаровская купается зимой в проруби и, следовательно, обладает живучестью Кощея Бессмертного, Натка поняла: ее гибель в схватке с ненавистным «инглишем» предрешена судьбой. Сколько она ни билась, сколько ни тренировала память, голова напрочь отказывалась запоминать десятки и сотни новых слов, ежедневно диктуемых не менее ненавистной «англичанкой». Способная без проблем выучить наизусть длиннющие вирши любого отечественного стихотворца студентка чувствовала себя перед Тарабаровской беззащитной мышкой, замершей перед могучей коброй, впадая в ступор при написании любого, самого простого иностранного слова. Всякий раз после очередного диктанта, следовавшего из занятия в занятие, получая от англичанки работу, исчерканную красной ручкой, несчастная с тоской понимала: развязка близка и неизбежна. Оставалось лишь гадать, какой она будет.

Все произошло накануне нового года, незадолго перед первой сессией. Натка почувствовала себя не в своей тарелке еще утром. Подташнивало, кружилась голова, перед глазами время от времени начинали вихриться какие-то разноцветные пятна. «Перезубрила, – вяло подумала она, – или грипп подцепила. Половины группы вчера на занятиях не было. Хорошо бы тоже полежать, но первой парой семинар по английскому, от Тары-Бары потом не отобьешься…»