Глазами, полными любви

– Это ты-то честный? – насмешливо вопрошала женщина, азартно шинкуя морковку. – А сметану с Томкой-продавщицей на пару кто кефиром разбавляет? А ящик яблок кто стянул со склада недавно? Думаешь, не знаю? Мне добрые люди все рассказали! Ладно бы в семью яблоки притащил, охламон, так нет, продали с Васькой-сменщиком за бутылку бормотухи. У-у-у, прохиндеи!

– Так поправиться же надо было после вчерашнего, – гудел честный труженик. – У Василия день рождения отмечали, сама знаешь…

– Ой, Иван, – ставила точку в разговоре супруга, – не доводи до греха! Видишь, нож у меня в руке? Смывайся-ка ты лучше отсюда…

Несмотря на подобные стычки, жили немолодые, много чего повидавшие и испытавшие супруги довольно дружно, беспечно – не то чтобы одним днем, но как-то без привычки тревожиться о будущем. В спальне хозяев рядом со старинным шифоньером располагалась видавшая виды швейная машинка. На ней мадам Скворцова в течение недели строчила детские комбинезончики, которые почему-то именовала «капюшонками».

Материалом для «капюшонок» служил кислотных цветов плюш (его обрезки женщина покупала за копейки на какой-то текстильной фабрике). Куски были небольших размеров, поэтому мастерице приходилось сильно изощряться, чтобы из лоскутков собрать воедино швейное изделие. Поскольку недостатком воображения она отнюдь не страдала, на свет рождались до крайности причудливые творения. Один рукав «капюшонки» мог быть синего цвета, другой – зеленого, колпак – фиолетового и так далее. Вся эта сборная солянка сдабривалась какими-нибудь помпонами, кисточками, и рано утром в субботу продукция отправлялась на барахолку.

Иван Максимович набивал продукцией объемистый рюкзак, супруга заталкивала остатки в тряпичную, необъятных размеров сумку, и пара отправлялась заниматься коммерцией. Самое удивительное, «капюшонки» разлетались как горячие пирожки. В замученной дефицитом стране пользовалась спросом любая, самая уродливо-самопальная продукция. Комбинезончики Ольги Матвеевны отличались не только неожиданной расцветкой. Они были теплыми, удобными, и мамаши двух-трехлетних малышей ценили их по достоинству.

К обеду предприимчивые пенсионеры возвращались уставшими, но довольными. По пути заезжали на продуктовый рынок и основательно затаривались продуктами, стоимость которых раза в два превышала стоимость магазинных. Принцип «"капюшонки" в обмен на продовольствие» действовал железно.

Вечером собирались гости обмыть удачную торговлю. Обычно приходила соседка с мужем, жившие на втором этаже, и здоровенный рыжий мужик, служивший надзирателем где-то на зоне. Соседи были земляками Скворцовых, а мужика они почему-то считали кумом. Хватив почти без пауз стакана два мутного пойла, рассказав заплетающимся языком несколько похабных анекдотов, кум обычно выпадал в осадок и дальнейшему застолью уже не мешал. Остальные долго вспоминали «неньку» Украину, спевали мелодичные украинские песни.

Дверь небольшой квартирки на первом этаже почти никогда не закрывалась на замок. Со стуком, без стука ли к Скворцовым постоянно заходили, забегали, заглядывали соседи, знакомые, постоянно приезжали какие-то родственники. Натку они тоже приняли запросто, как свою. Ольга Матвеевна кормила ее жареной картошкой, учила всяким студенческим приемчикам, направленным на привлечение удачи во время сдачи экзамена.

– Билет, – наставляла она, – всегда бери только правой рукой. И в аудиторию заходи с правой ноги. Еще запомни: волосы за день до экзамена не мой.

– А расчесываться можно? – неуверенно спрашивала перманентно мандражировавшая абитуриентка.

– Расчесываться можно. Запросто. Только чужую расческу не бери. Чтобы вошку не поймать.

Всякий раз, когда Натка отправлялась на очередной экзамен, бывшая комендант общежития заботливо интересовалась:

– Пятак под пятку положила? Под правую или под левую? Тогда переложи. Чтобы сработало, нужно обязательно под левую.

Семыч в своих предсказаниях не ошибся. Почти. Его протеже действительно на пятерку сдала литературу и историю, получила четверку по русскому, а вот на экзамене по языку набрать больше трех баллов не получилось. Натка довольно бойко отбарабанила заранее вызубренный топик про «Ай лив ин зэ Новосибирск», но когда дело дошло до перфиктов и континиумов, поняла, что села в лужу. Она проблеяла что-то маловразумительное и удалилась от членов приемной комиссии, как говорят на театре, под стук собственных каблуков.

Как правило, выпускники сельских школ редко демонстрировали по этому предмету основательные познания, поэтому у приемной комиссии «педа» имелось, очевидно, негласное указание зачислять в вуз абитуриентов, у которых по другим предметам набирался проходной балл. Так Натке не без заминки, но все же удалось войти в число первокурсников.