Глазами, полными любви

«То ли дело современные десятиклассницы, – подумалось женщине. – Почти все выглядят такими ядреными молодухами, что любую сразу по получению аттестата хоть под венец веди. Вот уж на ком школьные формы да бантики смотрятся плодами нескромной мужской фантазии. Да и килограммы косметики прибавляют каждой по несколько лет. Интересно, как к окончанию школы будут выглядеть нынешние первоклассницы, которых едва ли не с рождения усердные мамочки учат пользоваться косметикой».

После этих не слишком оригинальных размышлений Наталья Алексеевна вновь вернулась к воспоминаниям, связанным с подготовкой к поступлению в институт…

Хоть и через пень-колоду занималась Натка с благодетелем репетитором, все-таки определенный запас иностранных слов в ее голове сумел осесть. Десяток-другой «топиков» – тематических рассказов на английском языке о жизни Лондона и его обитателей – она вызубрила. Наконец настал час икс…

На время сдачи вступительных экзаменов Натку согласились приютить у себя родители Скворушки, обитавшие в скромной двухкомнатной «хрущовке», находившейся неподалеку от одного из корпусов «педа» – как раз в нем проводились экзамены. Пообщавшись со столь же чудаковатыми, как их сын, Скворцовыми-старшими, Натка впервые поняла, почему говорится: яблоко от яблони недалеко падает.

Перед ней предстали постаревшие комсомольцы-добровольцы – того самого безоглядного и бесшабашного романтически-революционного разлива. Такие, как они, в свое время с бодрой песней уезжали на комсомольские стройки, на Магнитку и Днепрогэс, бросались покорять тайгу, недра и небеса, готовы были махнуть хоть к черту в зубы, ночуя в брезентовых палатках в лютые морозы.

В юности родители Скворушки, как полагалось порядочным молодым людям того времени, отправились с благодатных просторов Украины на «любимый и близкий на Дальний Восток», где работали на какой-то стройке. Правда, поскольку дело происходило в тридцатых годах, не исключен вариант, что молодые люди попросту бежали от разразившегося над богатейшим сельхозрегионом голода. Представить себе голод в местах, где из земли все «просто так и прет», трудно при самом богатом воображении, тем не менее, из песни строчку не выкинуть.

Через несколько лет семья перебралась в Новосибирск. Последние предпенсионные годы неугомонная, переваливающаяся при ходьбе, подобно уточке, Ольга Матвеевна работала комендантом в студенческом общежитии. Это наложило дополнительный отпечаток на ее и без того своеобразный характер. Всех молодых людей она именовала не иначе, как чуваками. Готовя ужин, напевала: «Мы лежим с тобой в маленьком гробике» или «Я куплю тебе ящичек мыла. Хочешь мойся ты им, хошь – торгуй». Именно от нее Натка впервые услышала про Жанетту, которая в Кейптаунском порту с какао на борту поправляла такелаж, сагу про негра Тити-Мити и попугая Кеке и множество другой не менее замечательной песенной чепухи.

Мужа своего, блаженненького Ивана Максимовича, работавшего грузчиком в продуктовом магазине, Ольга Матвеевна величала не иначе как Ваня-дурачок, что, собственно, являлось скорее констатацией факта, нежели оскорблением. Выпивохой или запойным пьяницей его назвать было нельзя. Просто Иван Максимович постоянно находился в приподнято-возвышенном настроении, градус которого усиливали несколько рюмок убойно-крепкого самогона, который в семье не переводился.

Иногда под воздействием принятого внутрь «средствия» жизнелюбие восторженного грузчика выходило за рамки обычных параметров. Он кидался обниматься к супруге, выкрикивая в страстном порыве:

– Олька, вот люблю ж я тебя, паразитку такую!

– Отвянь, Ваня-дурачок, – небрежно осаживала шестидесятилетняя Джульетта пылкого возлюбленного, а когда тот от избытка страсти влеплял ей смачную плюху пониже спины, швыряла в него любым предметом, бывшим в тот момент у нее в руках.

Поскольку объяснения чаще всего происходили на кухне, в бедного Ивана Максимовича летели крышки от кастрюль, половники, лопатки для перевертывания жарящихся на сковороде котлет. Один раз Ольга Матвеевна умудрилась заехать мужу в лоб мясорубкой, отчего там вздулся багровый шишак. Потирая ушибленное место, отвергнутый воздыхатель обиженно тянул:

– Ах, вот ты как, честного труженика обижать…