Недавняя абитуриентка чувствовала себя несколько озадаченной, словно не могла поверить в произошедшее. Родители выглядели довольными, а Геша слегка подувядшим. Результат его репетиторства говорил сам за себя. Тем не менее, туманными намеками «англичанин» пытался убедить соседей в своей причастности к зачислению их дочери в институт. Говорил Зое Максимовне, что накануне экзаменов пообщался «с кем надо», плел, как всегда, нечто многозначительное, мало относящееся к делу. Но поскольку Натку можно было уже считать студенткой, его разглагольствования лишь способствовали общей радости.
Для девушки начиналась новая жизнь. Скворцовы-старшие, с которыми она успела сдружиться, согласились взять ее на постой до тех пор, пока не решится вопрос с общежитием. Казалось, все и дальше пойдет без особых проблем. Даже традиционная поездка в неизбежный колхоз обошлась без происшествий. Во время месячного пребывания в местности, традиционно именуемой «куда Макар телят не гонял», девицы-первокурсницы сблизились между собой, научились с шиком носить телогрейки, сапоги и затягиваться отвратительно вонючей «Примой», изысканно оттопыривая мизинцы с траурной каймой под ногтями…
* * *
Для Натки выезд в колхоз ознаменовался еще одним примечательным событием. Там она впервые поцеловалась. Нормальным десятиклассницам (по традициям 60-70-х годов) было положено делать это хотя бы на выпускном вечере, но поскольку на десять девчонок в их классе приходилось всего два мальчика, то девице так и пришлось покинуть стены школы нецелованной.
Как оказалось, первый поцелуй дожидался ее на глухой деревенской сторонушке. Молодой человек был необыкновенно тощ, долговяз, неуклюж и очень походил на персонажа по прозвищу «Кузнечик» из фильма «В бой идут одни старики». Обнаружилось это чудо в перьях в составе колонны солдат-водителей, также засланных в тьмутаракань на уборку урожая.
На первых же танцах между солдатиками и городскими девчонками завязались, говоря по-современному, мир-дружба-жвачка. Каждая скорехонько обзавелась кавалером, какового в кругу подруг гордо именовала «мой». На долю Натки выпал нелепый Кузнечик, другим барышням повезло ненамного больше. Ни особым умом, ни орлиной статью солдатушки, бравы ребятушки не отличались. Одни из них угодили в доблестные ряды воинов СА по причине тупости и неспособности выдержать конкурс в самый захудаленький вуз. Другие, конфликтовавшие с самими собой и целым миром, были демонстративными разгильдяями, по некоторым и вовсе тюрьма скучала.
Пышнотелая ясноокая южанка, уроженка исторического города Измаила, которую почему-то все сразу стали звать Мамой Лорой, подцепила смазливого голубоглазого блондинчика. Плутоватую физиономию этого «кадра» украшали залихватские усики, придававшие ему сходство с дореволюционным приказчиком. Маму Лору такое обстоятельство смущало не очень, она была тоже, что называется, «не из графьев» и в Сибирь приехала поступать потому, что в Новосибирске у нее жила «хрёсная». Экзамены южанка едва сдала, но нужный балл все-таки умудрилась набрать и в «пед» с горем пополам проползла.
Витек, избранник великолепной южанки, косил под белогвардейского офицера. На дружеских пирушках он проникновенно терзал расстроенную гитару: «Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!», что выглядело довольно комично. Солдатик обладал ощутимым сходством отнюдь не с тонким колоском – скорее, с кабанчиком средней упитанности. Особенно по части остреньких розовых ушей.
Парочка получилась что надо. «Колосок» редко досиживал до конца посиделок и часто, не выдержав натиска бормотухи, засыпал тут же, на корявых нестроганых нарах. Они служили одновременно кроватями, стульями и столом. Другой мебели в бесхозной халупе, ставшей пристанищем для студенток, попросту не существовало.
Когда обессилевший парень валился кулем набок, на арену выходила развеселая Мама Лора. Она раскрывала косметичку и принималась неспешно разрисовывать своего коханого. От души ваксила черной тушью брови, тщательно красила губы алой помадой – в общем, отрывалась на потеху зрителей по полной. Утром, протрезвев у себя в огромном сарае, служившем временной казармой солдатам, Витек допытывался у соратников, кто его так размалевал. Но соратники, маявшиеся похмельем после похода «по девочкам», также ничего не помнили. Девчата, в свою очередь, свято соблюдали женскую солидарность, крепко держа язык за зубами.