Глазами сокола (СИ)

Если бы Бриан и правда рос во дворце с малых лет и осознал бы, что как бы не было тяжело принимать решения, счастьем одного для благополучия королевства иногда нужно жертвовать, даже если оно принадлежит тебе или твоим любимым… Если бы Бриан не заключил кровную клятву с говорящей птицей под старым мостом…. Если бы он не любил свою жену так сильно, он стал бы чудовищем в наших глазах, но защитил бы людей, которые доверили ему свои судьбы, признав законным властителем. А может, Бриан недооценил опасность, что грозила ему, или силу клятвы, которую дал ещё ребёнком? Он отказался позволить незнакомке причинить вред его жене, он отказался стать вдовцом и жениться на ней.

– А мне не обязательно быть твоей женой, чтобы стать королевой, Бриан Благородный (и в словах её сквозила едкая злоба), просто я надеялась, ты развлечёшь меня, мучаясь чувством вины до конца жизни. Но теперь я сама придумаю, как скрасить свой досуг, король-безотцовщина. И я сдержу клятву, уж поверь. Ещё не зайдёт вторая луна и солнечный свет не успеет коснуться гор, что видны из твоих покоев, королевству, что ты построил, придёт конец, твои благие деяния забудут, сердце твоей жены перестанет биться, а твоя дочь не будет больше человеком. Однако девочке я оставлю шанс (она, всё-таки, невинна и прекрасна, к тому же не несёт ответственности за вину отца). Я сделаю её птицей. Это не так плохо, сама жила в подобно облике, и она снова сможет стать человеком, когда исполнит забытую клятву, данную тому, кто спас ей жизнь.

Бриан разозлился. Он напомнил себе, что так или иначе, он был королём. И в его власти было карать и миловать. Никто в мире не имел права угрожать ему!

-Много болтаешь, ведьма! – выпалил он в приступе подступающей ярости.

Женщина рассмеялась.

-Ведьма? О нет, намного хуже….

Она исчезла в мгновении ока. Ни всполоха пламени, ни искр, ни громовых раскатов. Просто раз – и её нет. И Бриану снова, как и много лет назад стало казаться, что встреча ему привиделась… И как было бы хорошо, если бы это было так!

Но вскоре с гор спустился туман такой густой, какого здесь ещё не видели. И сын булочника, которому не спалось в ту ночь, и страж на стене, и астроном, работавший над картой звёздного неба, которая должна была помочь торговым судам искать дорогу в Эстеврию, стали первыми свидетелями доселе невиданного на согретом солнцем берегу явления: над город шёл снег. И это были не пушистые хлопья, а жесткие колючие иглы, движимые холодным ветром.

А когда королева Мирида, разбуженная странным предчувствием, вышла на балкон и подставила руку под знакомые с детства снежинки, она сама, как принцесса из северных сказок, обратилась в лёд и рассыпалась на тысячи крохотных мерцающих искорок, подхваченных вьюгой.

Вьюга распахнула окно спальни королевны Селесты, из которого тот час вылетела перепуганная соколица. Но порыв ветра выхватил птицу из вихря вьюги и понёс её в сторону моря.

К утру, все, кто спал в ту ночь, проснулись от внезапно наступившего неведомого ранее холода. И с удивлением обнаружили, что не могут вспомнить даже имени своего короля, а те, кто не спал и помнил – боялись в этом признаться. Но людям было не до этого: они пытались согреться и не знали, как это сделать.

К полудню глашатаи на всех площадях объявили, что через три дня состоится коронация новой правительницы – соколиной королевны Селесты. Занятые своими заботами люди (кто поиском тёплой одежды и дров для очага, кто сплетнями о новой королеве и Безымянном короле), совершенно не обращали внимания на сумасшедшего мужчину, бродившего по улицам в одной ночной сорочке и, видимо, не понимающего, где он находится. Лишь одна старая женщина (мать королевского советника) приказала остановить экипаж и собственноручно укрыла плечи безумца шерстяной накидкой прежде, чем поехала дальше. Она его не узнала.

В Эстеврии есть поверье, что безумием Бог наказывает клятвопреступников.

Глава 4. Песня о соколе

Листурия была большим миром, и не один месяц занимал путь от одного его края до другого. Поэтому, несмотря на то, что в безбрежном океане существовал лишь один континент, похожий на двурогий полумесяц, все путники предпочитали пользоваться морскими путями – не менее опасными, но куда более стремительными. Однако, находились и те, кто не любил шум волн и бескрайнюю синюю мглу, плескавшуюся за деревянными бортами, как и те, кто не покидал пределов родного селения, далёкого от побережья, невидимого для жителей равнин. От южных земель до северных лесов, куда более суровых, но оттого прекрасных дикой и строгой красотой, тянулись земли, расчерченные сетью дорог и тропинок, всюду были видны те или иные вершины гор, окружавших густонаселённые земли континента, точно оправа, венчающая сверкающий драгоценный камень.