Глазами сокола (СИ)

Охота была удачной, и это радовало вышедших на промысле мужчин: вскоре появится молодняк, и люди ещё несколько месяцев не будут добывать меха на продажу. Здесь было около двух десятков стрелков и мастеров и, к сожалению Сириуса, почти половина из них были молодыми и неопытными. Они шумели и оставляли следов больше, чем необходимо, ломали ветку там, где пройти можно было всего лишь её отодвинув, шли по подтаявшему снегу, ломавшимся с тихим, но отчётливым хрустом там, где можно было пройти по проталине. Они не понимали: всё это гонит зверя вглубь тёмной еловой чащи. А значит и охотнику придётся уходить от лагеря так далеко,что это могло бы быть опасным.

Больше других Сириусу был непонятен шестнадцатилетний паренёк, который был здесь впервые. Его приводило в восторг, казалось, всё в охотничьей ставке и за её пределами (насколько хватало глаз).Пользы от него было куда меньше, чем несомненного вреда, но большинству он пришёлся по душе. Особенно гордился им отец, уверенный, что вырастил прирождённого охотника, хотя, по сути, хотеть подстрелить оленя и взаправду выследить его – вещи совершенно разные. Сириус наблюдал за юношей с опаской, но ничем не высказывая своего неодобрения: слишком много в нём было чрезмерного, ненужного, лишнего (движений, слов, криков, весёлости). Он ждал и не сомневался: до добра это не доведёт. Он почти не удивился, когда парень выпустил стрелу, видимо, не задумываясь, для чего они вообще ему нужны.

На лесной тропе в ветвях боярышника сидела птица. Настоящий охотник не тронул бы её (не зачем отнимать жизнь без причины – так и удача может отвернуться), убедившись, что добыча не представляет ценности. Склонившийся над упавшим, но ещё живым крылатым существом, Сириус испытывал необъяснимую тоску.

–Чего радуешься, дурень! Надо смотреть, куда целишь!

Отец мальчишки от души отвесил ему подзатыльник.

–Добей её, всё равно помучается, да умрёт, - сказал он уже Сириусу, всё ещё склонявшемуся над неудачливой гостьей их лагеря.

Гостьей? Да, несомненно. Диких птиц такой породы тут не водилось. Наверное, потерялось во время другой охоты (вроде бы таких степных соколов используют для охоты на мелкую дичь). Это объяснило бы и то, почему бедолага не испугалась близости человека и не стала прятаться, как иные дикие звери, как и то, что она оказалась в лесу, а не на открытой местности. Сокол искал у человека тепла и сытости? И жестоко поплатился за свою наивность и доверчивость.

Отец и сын (нисколько не раскаивающийся в содеянном) ушли далеко вперёд – собирать дрова для костра и лапник для починки шалашей, а Сириус не мог идти дальше – только неотрывно следил за трепетанием грудной клетки мучавшегося от боли существа. Добить? Как правило, он так и поступал в таких случаях. Это было милосерднее, чем оставлять раненную птицу так: страдая со стрелой под сгибом крыла. Да, будь это ворон или болотный лебедь (с ярко-изумрудным опереньем, таких тут водилось достаточно), охотник так бы и поступил. Но что-то удерживало его от того, чтобы одним умелым движением свернуть тонкую шею. Может разлука с друзьями так повлияла на него, а может тоска по матери, певшей у его колыбели песню о соколе, но необъяснимо Сириус пожалел нечаянную жертву человеческой глупости.

Через две недели Сириус вернулся в город вместе с прочими охотниками. И к его славе странного молчаливого и неприветливого, но надёжного товарища, молва прибавила ещё и слух о его слабоумии. Вот ведь странность: парень потратил столько дорогостоящих лекарств на почти мёртвое животное. Пусть и редкая порода, но так возиться – себе дороже! Нужен охотничий сокол – выменяй у купца за пару соболей. Так и ко всему прочему этот молчаливый упрямец всё-таки смог выходить эту бесполезную птицу!

Глава 5. Ночь двух лун

Каждую ночь испокон веков над Листурией восходило две луны, сменяя на небе одинокое жаркое солнце. Первая луна поднималась из-за горизонта на юго-востоке. Она была желтовато-серебристой и имела чуть неровные очертания, напоминавшие небольшой корнеплод сладкого картофеля. Вторая луна, напротив, была идеально круглой, испускала холодный голубой мерцающий свет и появлялась на небе с северо-запада. Обе луны превращались в тонкий месяц в начале цикла, и двигались будто два диких тура по небосклону, направив навстречу противнику широко расставленные рога, но, достигнув зенита, они не встречались в схватке, а проходили мимо по своему краю небесного купола.

И каждую ночь луны росли.