Глазами сокола (СИ)

И, к его удивлению, в почти безжизненных ранее глазах будто бы мелькнул отсвет понимания. А может, ему это просто померещилось? Ведь именно этого он страстно желал в тот момент. Но вот, крылья слегка пошевелились, а птица будто бы попыталась встать, но безуспешно: ослабла настолько, что не могла держать вес собственных перьев. В тот вечер соколица (Сириус больше не сомневался, что имеет дело с женщиной), впервые приняла пищу из его рук, как ни странно, предпочтя рассыпающееся варёное мясо и древесные грибы из похлёбки свежей беличьей плоти. К утру соколица уже могла поднять голову и пить сама из подставленной кружки. Она пошла на поправку, и к концу охоты уже уверенно сидела на собственных лапах, правда без изящества, присущего её породе, неуклюже подволакивая начавшее заживать крыло. Увы, обратный путь не дался птице легко: в пути не было укрывавшего от холода шалаша, нагретого крохотным костерком, и удобного ложа из лапника и прошлогодней травы, что соорудил для неё Сириус. Был холод и тряска повозки, ехавшей по просеке, и промозглый, ещё по-зимнему холодный ветер.

И даже, когда в одной из деревень Сириус выменял корзину, чтобы усадить в неё попутчицу (заплатив за неё копчёной олениной – дорогая покупка), дорога до нового дома не стала беззаботной. Охотник не отправился в новый поход из-за только оправившейся от тягот пути птицы, опасаясь: новой вылазки ей не выдержать.

Комната, в которой жил Сириус, была скромна и неестественно практична. Ничто не выдавало в её убранстве хозяина – бывшего обитателя богатого дома. Стены были серыми, мебель простой и лишенной изящества. Единственной уступкой роскоши были оленьи шкуры, лежавшие на ветхом кресле, да камин, запачканный пылью и копотью, простаивающий большую часть лета. Необычными так же могли показаться стопки книг: люди его ремесла редко увлекались чтением.

Хозяйка дома (лишённая женской привлекательности вдова) хорошо относилась к своему жильцу. Сириус был тихим, не заваливался в дом грязным и пьяным, как порой делал её покойный муж, не водил женщин и никогда не жаловался. Был с ней вежлив, хвалил её стряпню, если был приглашён на ужин, и помогал по хозяйству. Платил он немного, но ей хватало.

Её звали Мельба, хотя мало кто об этом помнил, да и сама она уже привыкла отзываться на «старуха» или более приятное «бабушка», хоть и была она ещё довольно молода: сложная жизнь да раннее вдовство лишили её красоты. Сириус же звал её госпожой. Почтительно, будто она из знатных.. Молодой мужчина нравился ей и в той же мере вызывал сочувствие: ей ли не знать, какой тяжёлой ношей на плечи, порой, ложится одиночество? А тут ещё и его друзья покинули северный край… Как бы она была рада, если бы в её доме появилась девушка, прилежная и скромная, такая, которой можно было бы и хозяйство доверить… И как было Мельбе жаль, что с Сириусом были они не в таких отношениях, чтобы в праве она была ему что-то сказать об этом. Но, порой, она всё-таки мечтала, как было бы радостно, если бы дом наполнился детскими радостными криками и топотом маленьких ножек… Пусть даже у неё самой так и не появится дитя…

Когда её жилец принёс в корзине полуживую охотничью птицу родом из дальних земель, она притворно возмутилась, хоть и в душе порадовалась, что в жизни охотника появился хоть кто-то, о ком нужно заботиться, пусть это и была тварь бессловесная. Сириус не знал, о чём думала женщина на самом деле, и чувствовал себя обязанным оттого, что без разрешения принёс в дом соколицу.

Не знал он и того, что ночью по прошествии полумесяца после его возвращения, когда две луны сольются в одну, как и положено по законом этого мира, чуткий слух хозяйки уловит женский плач и сбивчивый шёпот, который, как она сама подумает, почудился ей на грани яви и сна….

Глава 6. Лунный свет

В дни накануне сияния двух лун северяне торопились как можно раньше закончить свои дела и укрыться в тени своих домов. Те, кто жил в городах, ещё засветло покидали закрывавшиеся рынки и мастерские. Даже таверны, обычно наполненные разношерстными посетителями, стояли почти пустыми, не считая гостей, селившихся в съёмных комнатах. Северяне не любили лунных ночей потому, что знали, как обманчива бывает их красота. Причины того были известны лишь тем, кто своими глазами видел начало времён (или чувствовал иным способом, которым его наделил Создатель), но в ночи двух лун в сиянии лунного света просыпались на севере танцующие огни, что цветными лентами обвивались вокруг вершин остроконечных гор. А ещё, под их светом легче творилось всякое колдовство, особенно недоброе.