Сперва не произошло ничего. Лик даже заподозрил, что попал в сон, и стоит здесь не по-настоящему. А потом от рощи отделилась несколько крошечных фигурок, мучительно медленные на таком расстоянии, и Лик не смог сдержать улыбку.
Вот он, боевой путь. Сначала он служил. Потом выживал. Потом командовал обороной. Потом дрался в рукопашной.
А теперь командовал штурмом.
Когда Ихневмона позвали, он отмывал руки от крови.
Служанка-иберийка стояла у входа и взирала на него с лёгкой брезгливостью. Так аристократка смотрит на мальчишку с мясного ряда.
А вот заболят зубы или будет запор – на коленях приползёшь, – подумал Ихневмон, но спросил только:
– Что такое?
– Господин Евдокс просил передать, что хочет тебя видеть.
– Я помогаю.
– Иди, – Аполлонид хлопнул мальчика по голому плечу, – Нехорошо отказывать взрослым друзьям.
– Я помогать вам хочу!
– Ты очень мне поможешь, если не будешь мешать.
Ихневмон подчинился. Но всё равно шагал через площадь напряжённый, как натянутая струна. Только тронь – и он лопнет.
На агоре царил обычный торговый гул. Но за последние дни его тон сильно изменился.
С каждой новостью гул становился тревожней, а лица – мрачнее. Даже гетеры и женщины рангом пониже завлекали клиентов намёками, что может быть это – в последний раз…
Говорили, что после успеха в Ольвии царь Палак решил покорить себе весь полуостров. “Зачем мне пирог с обкусанными краями?”– сказал он, якобы, меотийскому послу. Палак прислал посла и в Херсонес, его заставили говорить перед городским советом. Посол требовал освободить корабли из Ольвии от всех сборов в обмен на постоянный гарнизон и помощь во время войны.
– Но ведь войны пока нет. А ваши баржи с хлебом пользуются нашим портом, – заметил на это Евдокс. Его положение в совете сильно пошатнулось после той ночи, но архонт устоял. Любовь народа к нему только возросла, и владельцы лавок с лепёшками даже поклялись, что будут кормить его бесплатно – если Евдоксу придёт фантазия к ним у них столоваться.
– Войны пока нет, – ответил посол, – Но вдруг будет?
Совет отверг предложение и отправил послов в Меотию. Посланников выбирали жребию, но секретаря назначили из агорономов, чтобы гончар и корзинщик, что вытянули жребий, не погубили нечаянно город.
В Меотии тоже всё изменилось. Молодой царь Перисад сменил своего бестолкового братца и взялся за государственные дела. Он велел обновить храмы на акрополе, устроить ревизию зернохранилищ и казнить командира фракийской конницы самым затейливым способом.
Потом он начал переделывать скифскую конницу. За неё отвечал Савмак, приятель детских игр, чьи предки нанимались ещё к первому Левкону. Говорили об амнистии тех, кого изгнали при Левконе и что вернулись времена царицы Камасары. Получается, фракийцы теперь будут в опале, а скифы – на коне, во всех смыслах.
Возможно, Перисада тоже удивили успехи царских скифов. Ихневмон подозревал, что он тоже решил сражаться за власть над всем полуостровым. Раз скиф с советником-греком достиг таких успехов – то гераклеец с советником-скифом прославится не меньше, чем Геракл, воспитанный кентаврами.
Перисад принял гераклейских послов на пиру. Словно хотел совместить скифское хлебосольство с гераклейской скромностью. Подавали печёных дельфинов и заморские финики с лучшим местным вином.
После всех церемоний агороном Никей, секретарь посольства, осторожно попытался поссорить меотийцев с царскими скифами.
– Палак захватили Ольвию, – напомнил он.
– Я тоже не против её захватить, – ответил Перисад, – Хорошее место, много добычи. Но она слишком далеко.
– Теперь степное зерно пойдёт на южные рынки без пошлин, – посол продолжал гнуть свою линию, – Цена упадёт, и вы не получите всех доходов от вашего прославленного зерна. Царь Палак покусился не на Ольвию, а на ваши доходы, басилевс. Это нельзя оставить без ответа.
Перисад задумался. Чёрные локоны выбились из-под диадемы и накрыли лоб тревожной тенью. Было заметно, что он хочет решить проблему сразу и на глазах у гостей – но на ум не приходит ни одного решения.
Положение спас Савмак. Он был грузный, громкий, со сверкающими глазами. Одним словом – настоящий скиф, словно только что с лошади слез. Он отставил чашу с неразбавленным вином и хлопнул рукой по столу.
– Обсуждать тут нечего, – заявил скиф, – Наши деньги мы и сами посчитаем. А что касается цен на зерно – скоро будет большая война на севере и на юге. Про это все приметы и оракулы. Некому будет сеять, а солдаты потребуют хорошего хлеба. На юге словно пасть откроется – и туда можно будет заливать столько зерна, сколько вырастим. И всё равно не накормим!
Послы вернулись, всё равно, что побитые.
На южных берегах также творились всевозможные безобразия.
В Вифинии казначей объявил войскам, что жалования не будет – якобы понтийские лазутчики ухитрились похитить всю царскую казну. Командир галатских наёмников, ликантроп по имени Карсигнат, пришёл от этой новости в такой гнев, что сделал метаморфозу, и как был в волчьем виде, прыгнул на казначея. Чем всё закончилось, никто не знает, но царский винный склад уже разграблен.