Глазарий языка. Энциклопедия русского языка, меняющая представление о справочной литературе

Всего 634 гена, в том числе ген записи стихотворной лесенкой, ген акцентного стиха, ген местоимения «я», ген мужской лирической поэмы, ген неологизмов и окказионализмов, ген гиперболы.

18-я хромосома – Цветаева

Всего 1468 генов, в том числе ген эллипсиса, ген тире, ген восклицательного знака, ген лексического повтора, ген градации, ген нагнетания всепожирающих страстей.

19-я хромосома – Андрей Белый

Всего 505 генов, в том числе ген лирической ритмизованной прозы, ген символизированного мистического изображения российской государственности, ген научного подхода к ритмике стиха.

20-я хромосома – Пастернак

Всего 531 ген, в том числе ген предельной точности словоупотребления, ген обескураживающе ярких образов, ген граничащей с пошлостью простоты.

21-я хромосома – Гумилев

Всего 524 гена, в том числе ген экзотики, ген романтических образов и страстей, ген преклонения перед словом, ген жизнестроительства.

22-я хромосома – Бродский

Всего 277 генов, в том числе ген межстиховых и межстрофических переносов, ген усложненных конструкций, ген длинных списков перечислений, ген языкотворчества и языковой игры, ген иронии.

Х-хромосома – Пушкин

Всего 927 генов, в том числе ген гармонии.

Y-хромосома – Некрасов

Всего 446 генов, в том числе ген дисгармонии.

День 5

Десять двустиший Анны Ахматовой

Когда умрем, темней не станет,
А станет, может быть, светлей.

1911

От других мне хвала – что зола,
От тебя и хула – похвала.

1931

Если ты смерть – отчего же ты плачешь сама,
Если ты радость – то радость такой не бывает.

1942

Самый черный и душный самый —
Это город Пиковой дамы.

1958

Мне безмолвие стало домом
И столицею – немота.

1950–1959

И прекрасней мраков Рембрандта
Просто плесень в черном углу.

1950–1959

Не давай мне ничего на память,
Знаю я, как память коротка.

1959

Так скучай обо мне поскучнее
И побудничнее томись.

1962

Врачуй мне душу, а не то
Я хуже чем умру.

1963

Молитесь на ночь, чтобы вам
Вдруг не проснуться знаменитым.

1964–1965

День 6

Великий, но непонятный

В день рождения Александра Сергеевича Пушкина обычно вспоминается что-нибудь из его стихов. Вот и на этот раз вспомнилось: «Ночной эфир струит зефир». Или «Ночной зефир струит эфир»? Впрочем, порядок слов не важен. Где здесь подлежащее? Иначе говоря, что струит что? Грамматически определить это невозможно. Остается опереться на смысл: «эфир» – это вроде воздух, а «зефир» – это вроде ветер. Итак, что струит что? С одной стороны, можно понять так, что воздух струит ветер, то есть ветер из воздуха берется. И это правда. Но с другой стороны – можно понять и так, что воздух из ветра берется, то есть душно, Гвадалквивир не спасает, и вот ветер подул – «ну, хоть воздух какой-то!». Нет ясности!

И Пушкин, родоначальник всего, не он ли породил этим сладким зефиром всю вот эту нашу обволакивающую двусмысленность: «День сменяет ночь», «Мать любит дочь», «Жизнь победила смерть»? «Ваше предложение обусловило наше возражение» – пойди разберись, что обусловило что? Грамматика не поможет. Контекст нужен, интонация нужна, человек нужен, нужный человек рядом, взгляд его, один полунамек, один звонок по телефону – и многое проясняется. До чего дошло: главный вопрос философии, главный тезис мироустройства – «Бытие определяет сознание», – и как его понять?

И как же нам жить с таким великим, но таким непонятным русским языком?

Ч. Земледельцев, специально для «Глазария языка»

День 7

Главные лингвистические бунты в истории

Часть I. Древние германцы против первого передвижения согласных

В силу далекой древности этой истории очень многое здесь неясно. Сведения об этих драматических событиях исследователи черпают в основном в скандинавском и исландском эпосе. И картина восстанавливается такая.