— Это был эксперимент, Петри. Чтобы проверить, можем ли мы работать вместе. Однако полиция показала себя абсолютно устаревшим институтом, который привержен следованию старым традициям. Нет, когда мы работаем независимо от них, это приносит куда больше пользы.
— Значит, это правда. У людей с уголовным прошлым не будет доступа к Глазури.
Он смотрел на меня совершенно непроницаемыми серыми глазами.
— Я решаю, кто присоединяется к семье, а кто нет. Зачем же мне давать шанс преступникам и наркоманам все испортить для остальных?
— Я преступница.
Я имела в виду не бунт, а то, что натворила после, но ему было не обязательно это знать.
— Ты невинна, Петри, — сказал он, гладя меня по кудрявой голове.
— Но Зизи сказала…
— Зизи всегда слишком сильно переживала за связи с общественностью. Кроме того, вряд ли она сейчас в состоянии остановить тебя, правда?
Мне стало казаться, что все вокруг двигается с замедленной скоростью. У предметов в комнате появился туманный шлейф, а когда я поглядела на Макса — его лицо начало таять.
Я закрыла глаза и опустилась на подушку. Голову словно наполнили ватой, я больше не могла мыслить четко. Мне стало тепло, уютно и безопасно, как никогда. Но было же что-то, о чем я должна была помнить. Я старалась соединить осколки мыслей. Единственное, что я могла вспомнить четко — это вкус клубники.
Я приподнялась на кровати и потрогала свои губы. Онемение начало проходить.
— Ты устала, Петри. Отдыхай, мы можем подольше поговорить завтра.
Его лицо то исчезало, то появлялось, словно в густом тумане, который постепенно просачивался в мою голову. Я попыталась прогнать его, но было уже слишком поздно. Последним, что я увидела, была зависшая надо мной белозубая улыбка.
Не знаю, как долго я спала, но очнувшись в следующий раз, я увидела, что в комнате темно, а в моей голове гораздо яснее, хотя некоторых вещей я еще не помнила, например, как попала сюда. Я приподнялась и пощупала повязку на шее. На месте гладко выбритого участка кожи сейчас был ежик отросших волос. Шершавость под моими пальцами напомнила мне что-то. Но пока я пыталась вспомнить, что именно, оно ускользнуло от меня.
Я села и стянула с себя одеяло. На мне была простая белая ночная рубашка с треугольным логотипом УайтИнк на груди. Трубка из руки исчезла, оставив лишь черный синяк. Я спустила ноги на пол, и почувствовала, какие они тяжелые и гудящие. С третьей попытки мне наконец удалось встать, и как только я выпрямилась — мышцы словно отказались слушаться. С трудом я сделала шаг к двери, затем еще один.
Я приложила руку к сенсорному замку, не рассчитывая на успех, и поэтому чуть не упала, когда он с легким щелчком открылся.
Из коридора в комнату ударил яркий белый свет, исходящий от ламп под потолком. Коридор был наполнен этим светом, мешающим понять где кончаются стены и начинается пол, но не смотря на это было ясно, что здесь никого не было.
Опираясь на стену, я пошла по коридору, ведя пальцами по тем местам в стене, где должны были быть двери, ведущие в палаты, похожие на мою. Я попробовала несколько панелей, но все они с мягким сигналом отказали мне в доступе.
Коридор плавно перешел в круглое помещение, где за конторкой сидела медсестра. Я вздрогнула и отступила, приготовилась к крикам, но подняв голову и увидев меня, она только улыбнулась.
— Здравствуй, Петри, — сказала она. — Ты выглядишь гораздо лучше.
— Ээ, спасибо.
Она встала из-за стола и подошла ко мне. На бэйдже было указано имя — Кэтрин.
— Тебе что-нибудь принести?
— Нет, я просто… Можно мне домой?
— О, не думаю, что ты уже готова, — сказала Кэтрин, мягко разворачивая меня, держа за локоть. — Пока не время. Нужно еще пару дней, чтобы вернуть тебе силы. Ты через многое прошла, не так ли?
— Похоже.
Я позволила ей отвести меня обратно по коридору.
— Я знаю, что взбодрит тебя, — она по-доброму посмотрела на меня, закусив нижнюю губу. — Конечно, мне не стоит этого делать, у нас строгие указания не пускать к ней посетителей. Но я думаю, это ей будет на пользу. Да и тебе, может быть, тоже.
— Она выпустила мою руку и приложила ее к стене. Дверь с шипением отворилась, являя нам сидящую в белом кресле женщину. Она смотрела на картину с изображением лодки, гонимой волнами бирюзового моря.
— Зизи?
Мягкая ладонь подтолкнула меня в комнату. Я сделала нерешительный шаг вперед.
— Зизи? — сказала я снова с дрожью в голосе.
На женщине в кресле была такая же, как на мне ночная рубашка. Ее седая стрижка заметно отросла. На щеке ее четыре шрама. Я потянулась и провела по ним рукой.
— Я остригла ей ногти, так что больше подобных проблем возникнуть не должно.
Кэтрин прошла за мной в комнату и начала хозяйничать возле маленького столика. Она взяла оттуда склянку с пипеткой и закапала каждый глаз Зизи прозрачной жидкостью.
— Бедняжка, — сказала она. — Даже моргать не может. Но держать ее глаза закрытыми кажется таким жестоким.
Кэтрин помассировала веки больной, отошла и встала у двери.