— Я не выдумываю все эти ситуации. Когда ты провожала меня в спортзал на дзюдо, ты всегда жаловалась на усталость и оставляла меня перед дверьми. Ни на одном занятии ты не побывала. То же самое могу сказать и о школьных праздниках или выпускных: всегда ты блистала там отсутствием. Не нравилось тебе, и когда я погружался в чтение, ты считала это
— Ты изобразил портрет весьма недостойной матери, — запротестовала она не слишком уверенно.
— Нет, скорее портрет равнодушной матери. Незаинтересованной, не любящей. Ты никогда не обращалась со мной жестоко, согласен, но я никогда по-настоящему тебя не волновал, несмотря на все мои старания тебе понравиться.
— Какие еще старания? — хохотнула она. — Да я видела тебя только уткнувшим нос в какую-нибудь проклятую книгу — ты абсолютно не принимал участия в делах семьи!
— «Дела семьи», как ты говоришь, сводились к восхищению и аплодисментам по поводу любых поступков моих братьев. В нашей семье все было подчинено ритму дыхания моих братьев, моему — никогда! Они были значимы, я же — прозрачен, как привидение. Ты беспокоилась об их будущем, о моем — никто не говорил. А сами братья были еще хуже тебя. На велосипеде я научился кататься сам, без их помощи. Они никогда не играли со мной, даже в мяч, никуда с собой не брали. Да ты же еще их к этому и подначивала, говоря: «Да оставьте вы его дома!» Я смотрел, как они уходили, надеясь, что мы наконец-то что-то сделаем вместе — ты и я. Но ты не хотела, чтобы я помогал тебе, когда ты пекла что-нибудь, не хотела вместе выйти погулять или посмотреть со мной мультфильм.
— Бог ты мой, Матье, да разве я сидела когда-нибудь без дела? На мне держался весь дом, и у меня не было никакой посторонней помощи, ни от кого. А ты вечно путался под ногами, да, это меня раздражало, но ведь это еще не преступление! Ты любил книги, и я тебя ими обеспечивала.
— Неправда! Ты лишь давала мне немного денег, а покупал их я всегда сам.
— Ну и что из этого?
— А мне хотелось взять тебя за руку и пройтись с тобой по улице.
Она провела рукой по глазам, словно сдерживая слезы, после чего заявила лишенным эмоций голосом:
— Не понимаю, к чему ты клонишь. Что означают все эти обвинения?
— Расстановку точек над «i».
— На твой манер! Это несправедливо. Ты выдумываешь. В детстве из любого мелкого события можно раздуть что угодно.
— Правда?
Он встал, подошел к комоду и стал рассматривать выставленные фотографии.
— Где здесь я?
— Тебе только и требовалось, что дать мне одну из твоих фотографий.
— Я давал, но, боюсь, ты сразу же спрятала ее на дне ящика комода.
— Какая неуемная гордыня!
— Мои братья, которые все вот здесь, они рядом с тобой только на фото, не так ли? Они к тебе не приходят, и ты не держишь за это на них зла, ничего не изменилось. Вернут ли они тебе хоть часть времени, которое ты на них потратила? А между тем только меня ты упрекаешь, когда я к тебе не прихожу, меня, а не их. Так знай — я не могу вернуть тебе того, что ты мне никогда не давала!
Наполовину поднявшись из кресла, она воскликнула:
— Это ты запер меня здесь! Захотел от меня избавиться!
— Но ведь нужно было что-то делать, у себя ты больше не могла оставаться. И потом, ты здесь не заперта в четырех стенах. Знаешь, с каким трудом мне удалось выбить для тебя место здесь? Я хотел, чтобы тебе жилось как можно лучше. Персонал очень любезный, великолепный парк за окном. У тебя есть большая комната, телевизор, интернет, и в любое время суток ты можешь вызвать к себе врача. Если ты чувствуешь себя усталой, тебе принесут еду на подносе прямо сюда. Тебе не нужно ни заниматься хозяйством, ни ходить за покупками. Одним словом, тебе не на что жаловаться.
Бросив на него яростный взгляд, она принялась ему возражать.
— Вот увидишь, мой малыш Матье, вовсе не так уж славно стареть в одиночестве, ты все это прочувствуешь сам, когда придет время.
— О, какая презрительная снисходительность, которую ты всегда вкладывала в это «малыш Матье»! Мы только что совершили экскурс в мое детство, мама, но не на многие вопросы я услышал ответ.
— У меня нет ответов. Я только хочу, чтобы ты перестал мучить меня…
Эти слова были произнесены жалостливым тоном, который вовсе не ввел в заблуждение Матье.
— При переезде, — продолжил он, — я наткнулся на свои школьные фотографии. Ведь я был довольно милым и даже симпатичным ребенком, вряд ли моя физиономия так тебе действовала на нервы.
— Ты переехал?
— Я поселился в Сент-Адрессе, но не уводи разговор в сторону.
— Ну, по крайней мере, ты не уехал куда-то в дальние края, значит, у тебя не будет предлога, чтобы больше не навещать меня. Послушай, приближается час еды. Хочешь поужинать со мной? При условии, что наш глупый разговор будет на этом закончен. Никаких вопросов быть не должно, Матье. Я мечтала о дочке, в этом корень проблемы, если это вообще проблема. Скажу сразу, я не принимаю твоих упреков, что я была тебе плохой матерью. Ну-ка, помоги мне подняться.